Сладкий привкус яда
Шрифт:
– Ты согрелась? – спросил я и опустил свою ладонь поверх ее ладони.
– Да, – ответила она, глянув на меня с благодарностью. Ее ладонь ожила, наши пальцы сплелись между собой. – Не волнуйся.
– Если бы я знал, что ты такая упрямая, то не позволил бы тебе прыгнуть в реку… Что ты хотела мне доказать? У тебя же в глазах было написано, что ты меня искала.
– Я боялась, что ты уехал в Москву электричкой. А у меня ни телефона твоего, ни адреса.
– Сделала бы еще один запрос в «Эскорт»: «Прошу выдать мне домашний адрес человека, которого я очень хочу видеть и которого
Татьяна прижала к моим губам ладонь.
– Запросами личного характера «Эскорт» не занимается.
– Значит, проблема только в «Эскорте», а не в тексте запроса? – уточнил я, целуя ее пальцы. – Текст, значит, нормальный? «Прошу выдать… адрес человека… которого я очень люблю…»
– Подожди, – шепнула она, не в силах закрыть мне рот. – Подожди немножко…
Она пристально рассматривала мое лицо. Ее глаза были обворожительно подвижны, что так взволновало меня во время нашей первой встречи в ледовом лагере Креспи.
– А ответ придет такой… – бормотал я, все больше завладевая ее рукой, целуя запястье, ложбинку на сгибе. – «На ваш запрос отвечаем, что Стас Ворохтин безумно вас любит… и ревнует вас к тому делу, в которое вы ушли с головой.. Он все время думает о вас, обожает вас, ищет встречи с вами, но натыкается лишь на холодное чувство профессионального долга, и сердце его разбивается об эту стену, и его губам так тесно в той пустоте, что разделяет вас с ним…»
Одеяло упало с ее плеч. Мои губы согревали ее плечо, шею. Она обнимала меня – еще слабо, осторожно, словно боялась меня, как парашютист высоты перед первым прыжком, но желание испытать острый восторг становилось все сильнее, непреодолимо подталкивая к последнему шагу, чтобы затем бездумно, в чувственном порыве кинуться в пропасть. Наши губы нашли друг друга; она стала кусать меня, неистово, до боли, острые ногти впились мне в плечи. Я не заметил, как мы оказались на одеяле, упавшем на пол.
Глава 32
ЕСЛИ ОЧЕНЬ ХОЧЕТСЯ, ТО МОЖНО
Я спал, уткнувшись носом ей в шею. Наверное, недолго, так как пробуждение было легким и быстрым, и меня тотчас охватил стыд – я был мужиком, уснувшим в объятиях женщины, тем самым хрестоматийным эгоистом, которых так упрекают теоретики любви. Но Татьяна, почувствовав мое желание показать себя бодрым и, главное, «благодарным», обняла меня за плечи и крепче прижала к себе.
– Нет-нет, – прошептала она. – Не надо. Так и лежи, пожалуйста. Мне очень хорошо.
Ей нравилось, что я заснул быстро и глубоко, крепко и неудобно прижавшись к ее телу, – не все женщины, оказывается, воспринимают это как неуважение к себе. И все то время, пока я дремал, она лежала тихо, не шевелясь, боясь разбудить меня, оберегая мое естественное животное доверие к ней. И я снова замер, притворяясь спящим. Но новая попытка остановить время уже была искусственной, и Татьяна это поняла. К тому же она не могла позволить себе надолго забыть о том мире, который за окном омывался в сыром рассвете. Провела ладонью по моей щеке, зажала пальцами нос, пощекотала ресницы. Я не реагировал, терпел. Татьяна стала целовать меня, точнее, медленно водить губами по моему лицу, как делают матери,
– Мне пора, – шепнула она.
Я едва приоткрыл глаза.
– Пусть у тебя будет сегодня выходной.
– Нет, милый, только не сегодня. Я опоздаю в Шереметьево.
– Ну его в баню, это Шереметьево!
Она осторожно убрала руку из-под моей головы. Я продолжал лежать, глядя из-под полуприкрытых век на то, как девушка, сидя ко мне спиной, сплетает волосы в тугой клубок и скрепляет его шпильками. Казалось, что наше утреннее купание в реке было давно-давно и с него началась счастливая, наполненная любовью жизнь, и я не мог понять, почему теперь все будет по-другому, почему я лежу в холодной опустевшей постели с терпким запахом дорогих духов на подушке.
Я коснулся ее плеча.
– Еще нет девяти.
– В самом деле, – ответила Татьяна, взглянув на часы. Она искала любой повод, чтобы задержаться. – Еще несколько минут можно побыть вдвоем.
– Так что же ты…
Я притянул ее к себе. Она выдернула шпильку и тряхнула головой, рассыпая волосы по плечам. Они, словно шатер, отгородили меня от серого окна, когда Татьяна склонилась надо мной, и весь мир опять сузился до нас двоих. И время, казалось, остановилось…
– Десятый час! – вскрикнула Татьяна несколько минут спустя и вскочила с постели. – Водитель уже ждет!
Я не мог понять ее озабоченности. Мне было ровным счетом наплевать на то, какой сейчас час. Никогда я не чувствовал себя в такой степени свободным от времени.
– Танюша, – спросил я, когда девушка выскочила из душевой и начала торопливо одеваться, – а ты не можешь послать водителя вместе с его «Понтиаком» к чертовой матери и остаться со мной?
– Милый, умоляю! – жалобно произнесла девушка. – Если ты скажешь, чтобы я осталась, то я останусь. Но мы с тобой подведем Орлова. Как потом смотреть ему в глаза?
Она вроде бы отдала мне всю власть над собой. Но с такими оговорками, что я понял: власти, собственно говоря, никакой нет. На словах Татьяна была готова остаться со мной, но на самом деле ее ничто не могло остановить.
– Ты забыла надеть трусики, – заметил я.
– Что?! – ахнула девушка и принялась развязывать шнурки на кроссовках. – Если этот день так начался, то могу представить, как он закончится.
Наконец она привела себя в порядок, склонилась надо мной и поцеловала в лоб.
– Захватите меня по пути. Я поеду с вами, – сказал я перед тем, как Татьяна пулей вылетела из номера.
И почему женщины так всегда суетятся, когда чувствуют дефицит времени? Они делают тысячи совершенно бесполезных движений, вместо того чтобы идти к своей цели напрямик. Татьяна, например, перед тем как скрыться за дверью, подбежала к зеркалу раз семь. Казалось бы, подойди один раз, рассмотри себя как следует со всех сторон и спокойно выходи на подиум – грязные улочки Арапова Поля. До того, как хозяйский «Понтиак» остановился у входа в гостиницу, я успел спокойно принять душ, побриться, одеться, да еще в буфете выпил кофе с мясным пирожком и купил свежий номер «Двинской зари» с моим интервью на весь разворот.