Сладострастный монах
Шрифт:
Блаженство оказалось столь сильным, что я пробудилась и, к моему изумлению, обнаружила, что я и правда была в объятиях мужчины. Но не Верланда. Я не могла видеть, кто это, ибо меня крепко обхватили сзади. Но это не имело значения, поскольку я была в экстазе. В меня проникало что-то горячее и твердое. Вдруг я почувствовала, как меня заливает теплая жидкость, смешиваясь с влагой, изливавшейся из моего тела. Лишившись чувств, я повалилась на скамеечку.
Радость эта, если бы она длилась вечно, была бы несравненно восхитительнее той, что обещана нам на небесах, но, увы, она закончилась очень быстро.
Меня
Голос, показавшийся мне смутно знакомым, придал мне решимости спросить, кому он принадлежит, но взглянуть на него я все еще не смела. Дерзновенный ответил, что он — Мартен, клирик отца Жерома. Это открытие прогнало прочь мои страхи, и тогда я смогла посмотреть на него. Мартен был невысоким светловолосым юношей приятной наружности с посверкивающими глазами. От меня не укрылось, что он так же волнуется, как и я. Казалось, он не знает, на что решиться: вновь атаковать меня или же спастись бегством. Он смотрел на меня так, словно предоставлял мне принять за него решение. Не стоит пояснять, что я нисколько не сердилась на него, и в глазах моих отражались восторги, которые я только что испытала. Убедившись, что я не питаю к нему зла, он кинулся в мои объятия и получил теплый прием.
Мы нимало не тревожились о том, что нас могут застать врасплох. Любви простительно все, потому мы и не видели ничего недозволенного в том, что он положил меня на амвон, задрал мне юбку и стал гладить меня по ногам и бедрам. Столь же нетерпеливая, столь и он, я ощупью нашла его лук и, о чудо, впервые в жизни испытала неповторимую радость обладания сим незаурядным органом. Каковы были мои восторги! Тонкий, но длинный, он как раз подходил для меня. Чувствуя зуд сладострастия, я сжимала возлюбленный жезл. С любовью и удовольствием я взирала на него, ласкала еще и еще, прикладывала к груди, брала в рот, сосала, старалась проглотить совсем.
А Мартен тем временем поместил перст ко мне в п…ду и помешивал там, словно суп в кастрюльке, затем начал вталкивать и выталкивать его, с каждым новым движениям увеличивая мои восторги. Поцелуями он осыпал мой живот, бедра и холмик Венеры. Отойдя от тех областей, он лизал влажным языком мои груди и нежно покусывал сосочки. Разумеется, я не могла устоять перед сим натиском любви. Откинувшись на спину, я привлекла его к себе. Не выпуская из руки предмет всех моих желаний, я старалась направить его таким образом, чтобы получить как можно больше удовольствий. То, чем мы занимались до сих пор, было всего лишь закуской перед основным блюдом. Движимый тем же стремлением, Мартен прижался ко мне и начал совершать поспешные толчки.
«Остановись, дорогой Мартен, — взмолилась я между вздохами. — Не так быстро, погоди».
Поерзав под ним, я широко развела ноги и соединила их у него за спиной. Бедра мои покоились на его бедрах, живот прилип к его животу, груди были придавлены его грудью, уста
«О, Моника, — задыхаясь, проговорил Мартен, — какая замечательная позиция! Идеальная для любви».
Я была слишком поглощена смакованием того, что испытывала, чтобы отвечать ему.
У нас не хватило терпения продлить наслаждение. Я испытала неожиданный спазм в тот же миг, что и Мартен, и блаженство наше пошло на убыль. Мы по-прежнему лежали, не разнимая рук, но желание и удовольствие отказывались возвращаться.
А теперь, Сюзон, пришло время рассказать, что за святой водицей окропил тебя отец Жером, когда отпускал грехи.
Первое, что я сделала, когда Мартен выскользнул из моих объятий, так это прикоснулась к тому месту, которое подверглось наиболее жестокому обхождению. Внутри и снаружи оно было покрыто излиянием, вызвавшим такие восторги, только теперь влага стала прохладной, точно лед. Это семя, ибо так называют белое вещество, что выделяется в результате обоюдного трения мужских и женских половых органов. Истечение семени также можно вызвать посредством руки, и отец Жером окропил тебя не чем иным, как семенем.
«А что вытекало из тебя?» — спросила я у Моники.
«То же, что из тебя, — отвечала она. — Разве ты не почувствовала, как все твое нутро увлажнилось? Но удовольствие, испытанное нами, — ничто по сравнению с тем, что может нам дать мужчина, равно как и мы ему. Страсть пронизывает, воспламеняет, сушит, убивает и возрождает нас». О, каковые восторги, милая Сюзон! Однако позволь продолжить рассказ!
Одежда моя, как ты можешь догадаться, измялась после столь бурного соития. Я расправила платье и спросила Мартена, который час.
«О, еще совсем рано», — пытался он меня уверить.
Но я услышала удары колокола, возвещавшего, что пора отходить ко сну.
«Я должна идти, но прежде скажи мне, как ты здесь очутился и как посмел сделать то, что совершил?»
«Ты знаешь, что завтра День Всех Святых, и я пришел в часовню приготовить праздничное убранство. Тут я заметил тебя, и тогда сказал себе: вот хорошенькая девушка читает молитвы Господу Богу. Мне стало любопытно, почему ты здесь в такой час, и я решил подойти и спросить у тебя об этом, но, приблизившись, я понял, что ты заснула. Ты даже посапывала во сне. Какое-то время я стоял рядом и смотрел на тебя, а сердце билось все сильнее. Тогда мне пришло в голову воспользоваться подвернувшейся возможностью. Расстегнув твой лиф, я увидел две хорошенькие грудки, каждая белее, чем снег. Я не удержался и осторожно поцеловал розовые сосочки. Ты не просыпалась, и это подвигло меня пойти дальше, поэтому я задрал тебе юбку и, клянусь Богом, сам не заметил, как начал е…ть тебя. Что было дальше, ты хорошо знаешь».
Несколько шокированная грубоватой речью Мартена, я была тем не менее очарована простодушием, с каким он описывал свои действия.
«Что, друг мой, — спросила я, — сладко ли тебе было?»
«Бесподобно, — отвечал он, целуя меня. — Столь сладко, что я готов начать все сначала, коли ты имеешь к тому желание».
«Не сейчас, — сказала я, — не то при ночном обходе могут обнаружить мое отсутствие. Кроме того, я утомилась. Но у тебя есть ключ от часовни. Приходи сюда завтра в полночь, оставь дверь незапертой и жди меня. Согласен?»