Сламона
Шрифт:
За лето Джон Мильн успел порядком отвыкнуть от многолюдья в игровых комнатах, от суеты в коридорах и в парке, от обедов в большой шумной компании — и от своих одноклассников тоже. Все они выросли, разоделись в непривычные незнакомые шмотки и сами стали непривычными и незнакомыми…
Ну и пад-думаешь! Все рано только он — настоящий хозяин школьного дворца! Только он знает тут все тайные уголки и умеет разговаривать со всеми здешними вещами! А хозяину глупо отсиживаться в своей комнате, когда гости веселятся по всему дому…
Утвердившись в этой мысли, Джон отважно
Ну и что же, что он все лето не вылезал из Мурленбурга? Зато только ему одному писала письма госпожа Роза, а загар у него был ничуть не хуже, чем у Тимми, который три месяца жарился на пляжах Кет-Бихау! А уж если бы его одноклассники узнали, где он успел побывать летом на самом деле…
Самой последней в школу вернулась Элис. Она ворвалась вечером тридцать первого августа в телекомнату, где первоклассники (нет, уже второклассники!) пытались смотреть мультики, но не столько смотрели, сколько болтали, и с порога огорошила всех сногсшибательной новостью: госпожа Роза не будет их больше учить, она вышла замуж и осталась в Шеке, теперь их учителем будет господин Джоунз!
— Врешь! — дружно закричали все. — Врешь! Откуда ты знаешь?!
— Директор сказал моей маме, — сверкнув коричневыми коленками, Элис повалилась на диван. — Он сказал, что пока нас будет учить господин Джоунз, а потом нам найдут кого-нибудь другого!
— Джоунз — это такой лысый и бородатый? — спросил Той. — который в прошлом году был у второклассников, что ль?
— Ага!
— Значит, он теперь будет и у них, и у нас?
— А госпожа Роза совсем уже не приедет? — жалобно пискнула Дорис.
Она единственная из одноклассников Джона не выросла за лето, оставшись такой же маленькой и робкой. Она была бы самой симпатичной девчонкой в классе, если бы не ее ужасное имя…
— Иди и спроси сама у директора, если не веришь! — фыркнула Элис.
— А что, пойдемте и вправду спросим! — живо предложил Той.
— Да ну-у, зачем? Завтра и так увидим, кто у нас будет!
— Не может быть, чтобы госпожа Роза совсем не приехала! Она же обещала, что в сентябре мы все вместе двинем в Сэтерленд…
— Эй! А Джонни хвастал, что госпожа Роза ему писала! — вдруг вспомнил Тимми. — Джон, она тебе вправду писала, а?
— Да… — ответил из дальнего кресла Мильн — он сосредоточенно отковыривал с коленки засохшую болячку и не принимал участие в общем галдеже.
— А она не писала, что останется в Шеке?
— Неа…
— Стала бы она ему про это писать! — хмыкнула Элис. — Может, ей еще надо было написать Джонни, что она влюбилась? И прислать ему фотку своего жениха?
— А что она выходит замуж — об этом она писала? — крикнул Чак. — Слышь, Джон?
— Не, — Мильн сковырнул болячку, слизнул с коленки каплю крови, встал и пошел к двери.
— Джонни, а про то, что она больше не вернется в Мурленбург, госпожа Роза писала-а? — проорал ему вслед Той, пробившись сквозь верещание
Но его вопль остался без ответа, потому что Мильн уже выскользнул за дверь.
Великий Маг Теварец
— …Теварец, почему они все время врут?! Неужели люди никогда не говорят правду?! Неужели они все… — Дэви поймал на себе пристальный насмешливый взгляд Теварца и запнулся. — Неужели они говорят правду, только если они — маги? — поправился он.
— Магам тоже случается врать, — ехидно прищурив волчий глаз, обронил Теварец. — Помнится, один мой знакомый маг обещал, что будет писать кое-кому письма… И сколько писем ты написал за лето, м-маг?
— Я не переписываюсь с вруньями! — звенящим голосом заявил Дэви.
— Ох-хха! — фыркнул Теварец, закидывая руки за голову.
Хотя это было всего лишь «ох-хха», это было такое выразительное «ох-ххха», что Дэви не нашелся, что на него ответить.
Вздохнув, он вытащил из кармана три измятых затрепанных конверта и один за другим швырнул их в камин, прямо в середину жадного оранжевого пламени. Саламандра Тилли и ее сынок Типп вылетели из-за углей и принялись гонять бумажные игрушки по всему камину; под конец Типп сплясал лихой танец на обугленных клочках, махнул хвостом и вслед за своей мамой удалился в уютную светящуюся норку… Дэви пожалел, что госпожа Роза написала ему всего три письма и что ему больше нечего бросить на поживу веселым саламандрам.
— Теварец, неужели это никогда не кончится? — тихо спросил Дэви. — Неужели меня всю жизнь будут перебрасывать друг другу люди, сказавшие слово «сламона»?
Теварец ничего не ответил — упершись босыми ногами в каминную решетку, он, похоже, задремал с сигаретой во рту.
— Теварец… — снова окликнул Дэви. — Это правда, что если я убью колдуна Конрада, Тройное Заклятье все равно не исчезнет?
- Да… Это правда… — сонно пробормотал Теварец. — И что с того?
— Да ничего… Все равно я его убью! — ответил Дэви, рисуя пальцем на земляном полу летучую мышь. — Мне надо было сделать это уже давно… Но теперь, когда у меня есть Снежный Вихрь и «Лучезарный», я до него наконец доберусь!
Теварец резко выпрямился в кресле.
— Может, когда-нибудь ты его и убьешь, но не сейчас, когда старина Конни засел в Немой Горе!
— Да плевать мне на Немую Гору, охэй!
— Плюнуть ты как раз и не успеешь. Даже чирикнуть не успеешь, как его сторожевые пауки уже проглотят тебя, как канарейку! Так что придется тебе подождать, пока Конрад вылезет из своего убежища. И тогда — давай, валяй, убивай его хоть каждую пятницу!
— Я не собираюсь ждать, пока он вылезет, — спокойно ответил Дэви, трудясь над своим рисунком. — Бернгард вот тоже ждал, ждал, ждал… Так и помер, не дождавшись! А я завтра же отправлюсь в Немую Гору, начхать мне, что там не действует никакая магия…