След
Шрифт:
– Да что вы, мужи новгородские, али я для имения к вам йремился, али для славы какой, да и вовсе возьмите от меня печать вашу - и она мне без надобы!
– ишь, как напитался от братца «смиренной мудрости»!
– Я ить к вам пришёл лишь на то, чтобы спасти вас от кабалы Михайловой! А боле-то разве ж не чего надо? Если только голову за вас положить!
– Эх, и люб ты нам, Юрий!
– вятшие бояре в уста лобызают. У иных спрашивают:
– Люб вам Юрий-то?
– Л-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-б!..
– орут.
А то не люб!
Разом потерялось то малое, что с таким трудом по крупице собирал Михаил Ярославич.
Ну и Юрию
Но и те дела ещё не все были…
Глава пятая
Смерть Тохты грянула громом среди ясного неба. И было очевидно, что умереть ему помогли.
По некоторым сведениям, умер Тохта накануне отбытия в Русь. Причём, как позднее сказывали тому же Михаилу Ярославичу сами татары, отнюдь не с войной и не ради обычного грабительского наезда намеревался отправиться белый царь в русский улус.
Так что же его повлекло туда? Может, осознание того, что (шасть уходит из рук и сохранить её возможно лишь какими-то удивительными свершениями? Может, в том стремлении, в самом деле, таилась попытка обрести в лице русских союзников в борьбе против магумедан, взявших его Сарай, да и сам Ханский дворец, в прельстительное, но тесное для монгольской души кольцо своей Веры? А может быть, и сам хан надеялся обрести покой и найти примирение в душе через… А отчего бы и нет? Был же Сартак, ордынский царевич, принявший святое крещение под именем Петра и тем доказавший, что во Христе и бывший враг может стать другом!
Так или иначе, но умер Тохта внезапно, едва перешагнув сорокалетний порог; так умирают правители на пороге свершений, когда смерть их становится выше жизни. Даже не так - внезапно правители умирают тогда, когда смерть их становится нужной. Иное дело, кому?
Глубинную суть противоречий в Орде составляло разноверие. То, что когда-то было достоинством Чингизовой власти и объединяло народы, стало гибельным изъяном Дешт-и-Кипчака и безвольно-попустительской в вопросах веры власти Тохты. Слишком долго смотрел он сквозь пальцы на то, как магумедане исподволь отвоёвывают у древнего Безымянного Бога его татар.
Впрочем, что он мог противопоставить всесильному Аллаху на Небе и Его неисчислимым приверженцам на земле? Мрачные предостережения бохшей и лам, которых в Сарае давно уж никто не слушал?..
Так или иначе, причину внезапной смерти правителя проще всего отыскать в тех событиях, которые за ней следуют. Правда, глядеть на те события лучше издалека, потому как внезапные смерти правителей, как правило, дорого обходятся их народам.
По закону заместить Тохту на ханском троне должен был старший из его сыновей по имени Ильбассар. Однако, когда в одночасье хан скончал свои дни, Ильбассар, правивший бывшей ордой Ногая, находился в своём улусе. Зато как раз в это время - не раньше и не позднее, вот что примечательно!
– объявился в Сарае некий царевич из Хорезмского шахства.
О, тщета усилий! О, беззащитность и ненадёжность власти! Ну почему, убив своих братьев, предусмотрительный и осторожный Тохта не убил их жён? Ну почему не взрезал
Звали того царевича Гийас-ад-дин Мохаммад Узбек. Теперь, спустя двадцать лет, пришёл он в Сарай не для того лишь, чтобы отомстить дяде за смерть отца, но для того, чтобы имя Аллаха воссияло над бескрайними просторами ханаата. Не случайно же и сам Узбек носил имя Пророка.
Но если первое, то есть убийство Тохты, казалось невозможным, то второе представлялось и вовсе недостижимым. Однако Мохаммад Узбек был молод, честолюбив и верил: на свете нет ничего недостижимого, чего нельзя было бы приблизить, главное, за ним была его вера!
Сначала босыми ногами юной наложницы Смерть подошла к Тохте. Какое снадобье восточная красавица подмешала в питье, да и она ли его подмешала - никто не ответит. Много на свете зелий и ядов! К тому же ханские нукеры, ворвавшиеся в шатёр на её испуганный крик, явно не похожий на крик сладострастья, увидев хана с выпученными от ужаса и боли глазами в последних предсмертных муках, тут же разорвали бедную девушку на куски.
Наверное, они несколько поспешили. Но не могли же они возразить могущественному беклеребеку Кутлук-Тимуру, тоже ягочему-то оказавшемуся в сей миг поблизости. Он же, знать, обезумел от горя, когда, указав на забившуюся в угол наложницу, приказал:
– Убейте её! Пусть хан, пока жив, увидит её лживые внутренности!
Трудно сказать, доставило ли хану удовольствие глядеть перед собственной смертью на вынутое из груди кровавое девичье сердце, однако в сей миг окончательного прозрения, вероятно, успел он посетовать, что не крепко держался завета Божественного Чингиза: никогда не доверяй изменникам, ибо предавший единожды и ещё предаст не однажды…
То был первый Узбеков шаг. Далее незамедлительно последовал и второй.
Сарай к тому времени настолько пропитался духом веры покорных, что когда наставник царевича в изгнании, глава хорезмского духовенства муфтий Имам-ад-дин Эльмискари (тоже как раз в те поры будто ненароком оказавшийся в Золотой Орде!) провозгласил новым ханом Мохаммада Узбека, то в стольном ордынском городе не много нашлось защитников законного престолонаследника. Враз выяснилось, что даже среди высоких нойонов и прочих начальников, при Тохте поклонявшихся Вечно Синему Небу, оказалось изрядно тайных приверженцев Алкорана. Что уж говорить про остальное сарайское население, главным образом состоявшее из оседлых торговцев-магумедан, которые восторженно и поспешно прокричали Узбека царём.
А не согласны - головы с плеч! Впрочем, пока Узбек довольствовался малой кровью крикливых бохшей и лам. Их отрубленные головы в остроконечных колпаках нарочно воздевались на колья и выставлялись на базарах и перекрёстках улиц в назидание остальным сомневающимся.
Однако с таким решением, разумеется, не мог согласиться сын Тохты Ильбассар. Но, как ни гнал он коней, долог путь ему лёг от Дуная до Ахтубы. Словом, Ильбассар вернулся в чужой город. Но он ещё не знал того. К тому же, уверенный в своём праве, он проявил удивительное легкомыслие, недостойное чингисида.