Следствие не закончено
Шрифт:
— Да. Самая близкая родня… как говорится.
Но, как и «переполненная до краев чаша», слова брата — «как говорится» — тоже показались Кузьме Петровичу таящими какой-то скрытый смысл. Однако он и виду не подал.
— Жалко, ты, Петруша, еще племянника своего не застал. Катюшка-то у нас в мать задалась, а Андрей-то — подлинный Добродеев: что лицом, что характером!
— Знаю. Я от Андрюши два письма получил. С Дальнего Востока. И карточку. Лихой, видать, парнище!
— Чего-чего, а лихости им хватает,
То, что слова Елизаветы Петровны прозвучали осуждающе, непонятно почему не понравилось Кузьме Петровичу. И он возразил сестре обидчиво:
— Так ведь и нам с Петром в молодые годы мамаша-покойница частенько говаривала: «Мучители вы мои, нет на вас управы!» А папаша… тот иногда и ремешком усовещал. На том и жизнь построена: редко кто из сыновей идет по той же стежке-дорожке, которую отец проложил. Диалектика!
— Да. Диалектика, — подтвердил Петр Петрович. Помолчал сосредоточенно и добавил, также будто возражая сестре: — Только не всегда, Лиза, в таком обидном расхождении нужно винить… детей наших.
Вот они и прозвучали, слова, которых с самого начала встречи ждал Кузьма Петрович. Со страхом ждал.
— Катя, а ведь никто за нас помидоры поливать не будет! — озабоченно заговорила Елизавета Петровна, также почувствовавшая недоброе. И первая поднялась из-за стола.
— Может быть, еще по маленькой? — спросил Кузьма Петрович после ухода сестры и дочери. — Как говорится, за радостную встречу.
— Давай. По последней, — согласился Петр Петрович. — Только мне почему-то кажется, что тебя, Кузя, не очень обрадовал мой приезд.
— Как тебе не стыдно, Петя! — в голосе Кузьмы Петровича прозвучало возмущение. Правда, не совсем искренне. — Ты же знаешь, как мы с Елизаветой всегда относились к тебе. И к твоему семейству.
— Знаю.
Петр Петрович помолчал, словно пережидая раскатистый гудок подходящего к пристани теплохода.
— И всегда буду благодарен вам с Лизаветой: если бы не вы, туго пришлось бы тогда моим сорванцам. Остаться при живом отце круглыми сиротами…
Петр Петрович не договорил.
После этих прозвучавших признательностью слов на какую-то минуту напрасными показались Кузьме Петровичу его опасения: разве не смог старший брат запросто навестить младшего?
Но эта минута прошла.
— Потому и помочь тебе, Кузьма, хотел.
— Помочь?!
— Да.
Петр Петрович решительно повернулся к брату, пристально поглядел в его лицо. Лицо выражало удивление. И только глаза… Ускользающим показался Петру Петровичу взгляд Кузьмы Петровича.
Может быть, минуту, а может быть, и дольше — по-разному ведь тянется для человека время — братья сидели молча, сосредоточенно, не глядя друг на друга.. На этот раз затянувшуюся паузу нарушил Кузьма Петрович.
— Спасибо, Петр. Но только… я пока что ни в какой помощи не
— И бескорыстно?
— Что бескорыстно?
— Людям-то ты помогаешь?
— Ах, вот оно что!..
Как ни странно, но когда Кузьма Петрович понял, к чему клонится разговор, он почувствовал некоторое облегчение: к такому разговору он давно подготовился.
— Да, я виноват! — произнес он чуть ли не торжественно. — И не хочу оправдываться. Но вина моя не в том…
Кузьма Петрович помолчал, ожидая встречного вопроса. Не дождавшись, снова заговорил, однако уже не столь уверенно:
— Вообще-то не я один в свое время воспользовался возможностью… Ну, ты же сам фронтовик и знаешь, с какими трофеями возвратились оттуда в сорок пятом некоторые офицеры.
— Знаю, — хмуро подтвердил Петр Петрович. — Были «некоторые». К сожалению.
— Теперь-то я понимаю, что мне — молодому тогда члену партии — не следовало заниматься… по сути, стяжательством. Только не зря ведь говорится, что даже невинный младенец не от себя, а к себе все тянет!
Для убедительности Кузьма Петрович подтвердил слова выразительным жестом.
— Правильно. А главное — сравнение кой для кого удобное. Только если каждый взрослый, да еще и руководящий дядя, ссылаясь на пример невинного младенца, начнет…
Петр Петрович повторил жест брата и неожиданно рассмеялся.
А Кузьма Петрович, наоборот, заговорил раздраженно.
— Надоело! И как некоторые люди не могут этого понять? Надоело! Ведь все свои шестьдесят лет, еще до войны, вместе с тобой, я проживал здесь — тогда в селе Нагорном. И после победы ты в чужую область, а я снова сюда, в отцовские края, вернулся. При мне, да и не без моего участия, и город Светоград здесь зародился!
Все более распаляясь, Кузьма Петрович привстал из-за стола.
— Потому и живу, как видишь, не таясь! Не как некоторые… затворники: на людях — блажен муж, а дома, в затишке — вскую шаташася!
— Вижу, — сказал Петр Петрович, но сказал так, что младшему брату стало не по себе. И совсем уж растерялся Кузьма Петрович, услышав неожиданный вопрос: — Кстати, а что за человек Пахомчик?
Действительно — «кстати»!
— А ты откуда его знаешь, прокурора нашего?
— Случайно. Меня с ним один молодой человек познакомил, некто Громов.
— Михаил Громов?!
— Да. И если не ошибаюсь, приятель твоей дочери.
Чего-чего, а такого поворота в разговоре Кузьма Петрович никак не ожидал. Однако сказал:
— Этого и следовало ожидать.
— А именно?
— Представляю, что они тебе… наговорили!
Петр Петрович отозвался не сразу. Отодвинул от себя выпитую рюмку, тоже поднялся из-за стола. Заговорил негромко, словно стесняясь:!