Следствие не закончено
Шрифт:
— Не знаю, на ком из нас больше вины…
— На мне, на мне! Я, конечно, во всем виноват!
Но, несмотря на то что в тяжелом для всей бригады происшествии действительно, по сути, был виноват только Небогатиков, каждому из комсомольцев казалось, что и он в чем-то провинился.
— Нет, нет, не только ты, Митюша! — ласково сдавив руку Небогатикова, возразила ему Маша. — Мы все оказались если и не бездушными, то… Да, да, не спорь, пожалуйста! А я… А я…
— А ты, Машенька… Да хочешь знать, если бы ты поступила иначе там, на пристани…
Митька замолчал,
— Интересно, похож я сейчас на… новорожденного?
— Еще как: соску в рот — и не отличишь! — не колеблясь подтвердил один из братьев Малышевых.
— Агу, агу, агушеньки!
И еще донеслись в раскрытое окно веселые возгласы: праздничное настроение было у всех громовцев в этот подлинно воскресный денек.
— Шутки шутками, но наш Дмитрий совершенно точно определил… — Михаил поерошил, по своему обыкновению, буйную шевелюру и заговорил увереннее: — Ты, Митя, сейчас действительно похож — не на младенца, конечно… Да и не только ты: уверен, что каждый из нас заново начнет жить после этого… испытания. Очень тяжелого для всех нас! И все-таки, возможно, мои слова покажутся вам… ну, неуместными, что ли, а может быть, и жестокими, но скажу: вот сейчас, когда все страшное осталось позади, я… даже рад, пожалуй!
— Ты с ума сошел!
Но Михаил, казалось, даже не услышал возмущенного возгласа Маши-крохотули:
— Нашел чему радоваться!
— Простой вопрос: вот ты, Маша, и Фридрих с Васеной, и эти Малыши-разбойники, и вообще — неужели всех вас вполне удовлетворяет такая жизнь?
Вопрос для всех комсомольцев оказался настолько неожиданным, что ответ последовал после довольно продолжительной паузы. И даже не ответ.
— Постой, постой: ты что же — считаешь, что мы плохо живем? — задала Михаилу встречный и настораживающий вопрос Маша Крохоткова.
— А кого, интересно, в областной газете назвали преуве… премноже…
Так как Ярулла запнулся на трудном слове, за него торжественно отчеканил Глеб Малышев:
— Преумножателями — во как!.. Конечно, звезд с неба мы не хватаем, н-но, дорогие дамы и господа…
— А надо хватать! — горячо и, как всем показалось, сердито перебил Глеба Михаил. Помолчал, насупясь, и совсем уж неожиданно рассмеялся. — Испугались!.. Ну, небесные-то светила, так и быть, оставим космонавтам. Но ведь звезды существуют и на нашей советской земле!
— Правильно, даже в песне поется: звезды алые Московского Кремля!
— А звездочка героя: всем звездам — звезда!
— То-то и оно-то.
Михаил отставил стул, неторопливо подошел к столику, на котором лежали два отливающих янтарем антоновских яблока, плитка шоколада «Золотой ярлык», еще плитка — «Аленушка», три одинаковых пачки печенья, завернутая в целлофан вареная курица и стоял в стакане букетик душистого горошка. Почти каждый член молодежной бригады пришел навестить больного товарища не с пустыми руками, оно и набралось. Цветы, конечно, принесла Маша-крохотуля, а курицу лично прирезала и отварила хозяйственная Васена Луковцева.
Михаил
И заговорил, словно бы оправдываясь:
— Вот еще недавно произошел у меня весьма любопытный разговор с одним… старым солдатом. С отцом, короче говоря.
— А разве он не генерал, твой отец? — удивилась Крохоткова.
— Можно и так. Но дело не в звании: вон у Фридриха отец простой ефрейтор…
— Не ефрейтор, а старший сержант! — строго поправил Веретенников.
— Извини, Фридрих, оговорился: старший сержант и к тому же кавалер ордена Славы!
— Двух степеней! — на этот раз Михаила поправила Васена Луковцева, поскольку речь зашла о будущем свекре.
— И мой батя… тоже… — Хотя Митька произнес эти слова почти шепотом, их услышали все.
— Ну, вот видите… А вы не задумывались над тем, почему сейчас, хотя уже давным-давно закончилась война, все выше и выше ценится этот солдатский орден?.. И все больше и больше уважают в нашей стране кавалеров ордена Славы?
Снова возникла пауза.
И снова неожиданными для всех оказались слова Михаила:
— А вы знаете, что больше семидесяти процентов награжденных в годы войны этим орденом были солдаты и младшие командиры вашего возраста? И моложе еще. И большинство комсомольцы! На это — что скажете?
Ну что тут скажешь?
Первым отозвался Ярулла. Правда, отозвался уклончиво:
— У нас в Салавате говорят: будь ты первеющим джигитом, а на овце за конем не угонишься.
— Вот именно, — поддакнул Ярулле один из «малышек». — Оно ведь и время тогда было для нашего брата, прямо скажем… подходящее. Или грудь в крестах, или голова в кустах!
— А к чему, Миша, ты затеял весь этот разговор? — спросила Крохоткова. Недовольно спросила: почувствовала девушка, как внутренне напрягся, вспомнив отца, ее Митюша.
Михаил ответил не сразу. И заговорил, словно стесняясь:
— Вот когда я спросил: удовлетворяет ли вас такая жизнь? — я, очевидно, не точно сформулировал вопрос… Конечно, жаловаться на жизнь до сих пор у нас не было никаких оснований. Да и после того, что случилось… Думаю, что не ошибусь, если скажу, что за эти два дня каждый из вас отчетливо ощутил локоть товарища. Кстати, и это выражение тоже зародилось в годы войны…
— Это когда наша пехота в атаку шла. На фашистов! — подтвердил Фридрих Веретенников.
— Правильно. Ну, а кто или что мешает нам — таким же, по сути, пехотинцам — и сегодня идти в атаку?
— А на кого?
Этот недоуменный вопрос вырвался сразу у нескольких.
— На самих себя в первую очередь, — ответил Михаил, чем окончательно сбил ребят с толку. И только Небогатиков первым понял, куда клонит бригадир молодежной бригады.
— Верно. Очень верно говорит Михаил Иванович. И незачем далеко ходить: да сумей ваш товарищ Дмитрий Небогатиков в опасный момент резануть Митьку-свистуна…