Следствие ведут дураки
Шрифт:
Последующие полтора часа, которых недоставало до истечения указанного Рыбаком срока, протекли в жуткой спешке, щедро сдобренной всяческими недомоганиями на почве не отпускающего похмелья. В связи с этим Иван Саныч решил выудить из холодильника что-нибудь холодненькое и похмелеутоляющее. Он открыл холодильник, едва ли не сунул голову внутрь, а потом недоуменно спросил:
— Осип, тут у меня был квас. Ты не брал мой квас? Осии-и-ип!!
— Чаво? Квас? А на хрена, Саныч, мне твой квас? Он же не водка и не… ить… ентот… пиво, стало быть. Не брал я.
— А
— Прекрати материться, Ванька, — равнодушно откликнулся Осип.
Непредвиденная пропажа, вслед за квасом, еще и йогурта окончательно вывела из себя из без того взвинченного Астахова. Он бешено хлопнул дверью холодильника и объявил Осипу, что давно не видел такой жадной, прожорливой и брехливой скотины, как месье Моржов.
Осип напружинился.
— Ты тово… не лайси, Саныч, — сказал он угрюмо, играя складками на помятой физиономии. — Можешь и схлопотать. Я же не говорю вот, что ты съел мое сало.
— Я? Съел? Какое, на хер, сало?!
— Свиное, соленое. По хохляцкому рецепту. Как говорил один мой знакомый, пока не откинулся от пьянства — подкожная клетчатка свиньи, обработанная-от ентим… хлористым натрием.
— Химик, едри его в дышло!
— Сало у меня лежало, ан нет его. Вот тут бумажка валяется просаленная, в котору оно завернут было.
— Да ты что же, хочешь сказать, что я сожрал твое вонючее сало, которое вытопили из копыта старого задроченного борова? — взвился окончательно выведенный из себя Астахов. — Да я вообще сырое сало не ем, и не ел никогда, а ем только копченое, как то, которое дал нам этот Рыбушкин… ты же знаешь!..
— Да мало ли что… — задумчиво проговорил Осип. — У каждого что-то случается в первый раз.
Он стал и начал мерить шагами квартиру. Иван подозрительно-злобно смотрел на него, а потом осведомился с неприкрытой насмешкой:
— Сало ищешь?
— Да не сало.
— А что же?
— Да так. — Осип склонился над половичком в прихожей, а потом и вовсе встал на колени и почти уткнулся носом в пол, как собака-ищейка. — Иди-ка сюда, Саныч.
— Ну чего там еще? — недовольно спросил Ваня.
— А посмотри-ка сюда. Вот это.
На фрагменте половичка, указанного Осипом, был след человеческой ноги. Ваню он совсем не впечатлил, потому как весь половичок был истоптан. Но Осип настойчиво тыкал пальцем именно в этот след, а потом приложил к нему свой башмак, и выяснилось, что след как минимум на два сантиметра меньше Осиповой лапищи сорок седьмого размера.
— Выходит, что это, значица, твой след, Ваня, — объявил Осип. — Или у тебя есть, стало быть, другое мнение?
— Выходит, что так, — буркнул Иван. — Ты бы лучше вспомнил, когда холодильник обожрал.
Но Осип не угомонился. Он цепко ухватил Ваню за щиколотку и заставил наступить на показавшийся ему подозрительным след. Ваня ожесточенно брыкался, но у Осипа была железная хватка.
…Тут же выяснилось, что у Моржова была еще и железная
Потому что след — свежий, недавний след — не принадлежал и Астахову. Ванина нога была гораздо меньше.
— Ого! — сказал Осип. — Не нрависси мне это. Сдается мне, что тут кто-то был. И кто-то не очень брезгливый, раз не побрезговал твоими витчинами, квасами да ентими… ебартами. И мое сало прибрал.
— Так это, верно, моего отца нога! — сказал Иван Александрович. — Ты, Осип, совсем из ума выжил. Совсем ничего не соображаешь.
— Чаво? Твоего отца? Да у Ильича нога ишшо меньше твоей! Уж я-то хорошо его ногу знаю!
— Черт… — пробормотал Ваня. — Значит, ты думаешь, что тут без нас кто-то был?
— Все может быть.
— Ты-вою мать!!
Тут часы пробили половину пятого. Было впору идти, чтобы только-только не опоздать при самом благополучном добирании до места «стрелки», Иван Саныч сел в кресло и заявил, что пусть его убьют прямо в этом кресле, потому что он никуда не поедет и вообще собирается отказаться от этого проклятого наследства и никогда больше не произносить имен Жодле и Магомадова-Мага. Ведь за ними следят по пятам, и, быть может, он и сейчас в прицеле киллера.
Бунт крысы на корабле был пресечен месье Осипом решительно и оперативно: Иван Саныч был выволочен за шкирку в коридор, где был произведена короткая, но интенсивная экзекуция.
После этого помятый, но окстившийся Астахов-младший согласился отправиться в путь, лично ему назойливо обещавший стать последним.
Всеми правдами-неправдами, постоянно оглядываясь и озираясь, поминая недобрым словом Жодле, Магомадова, Валентина Самсоновича Рыбушкина и таинственного «черного человека» с кладбища Пер-Лашез, — но они все-таки успели в срок на назначенное место.
Под назойливым питерским дождиком без пяти пять они прошли мимо автостоянки, на которой стояло несколько роскошных иномарок, и буквально вползли в роскошно отделанные черные двери клуба «Aqua».
…Именно так, должно быть, выглядят врата ада, порскнула в стекленеющем мозгу Ивана Саныча Астахова последняя мысль.
И всякое соображение отрубило.
Просторное помещение бара, располагавшегося на первом этаже клуба, было почти пустынно: час пик для вечернего расслабона завсегдатаев и посетителей «Аквы» еще не настал. Только двое каких-то молодых людей пили кофе за угловым столиком, да за стойкой бара сидел бармен. Иван Саныч нашел, что он похож на зловещую статую Сфинкса.
Играла медленная ненавязчивая музыка, долженствующая успокаивать; на Ивана же Александровича она произвела обратный эффект: ему показалось, что музыка эта открывает эпилог его жизни…
Осип подошел к стойке и сказал со спокойствием, удивившим не только Ивана Саныча, но и самого Моржова:
— Меня должны ждать. Я Осип.
Бармен поднял глаза и, окинув Осипа пристальным взглядом, проговорил:
— Ты? Понятно. А кто с тобой?
— Это со мной.
— Он в теме?
— Канешна-а!