Следствие ведут дураки
Шрифт:
Бармен вышел из-за стойки и бросил через плечо:
— Идите за мной.
— Далеко идти? — непонятно к чему спросил Иван Саныч, сдерживая бьющую его предательскую дрожь. Вопрос, не столько произнесенный, сколько пролепетанный, был тем более нелеп, что представлялось вполне очевидным: идти было недалеко. На второй этаж клуба «Аква», бывшего, как видно, одним из мест для сбора группы питерских авторитетов.
Бармен ничего не ответил.
Они поднялись на второй этаж, бармен провел их довольно длинным коридором, выстеленным
— Вам сюда, — сказал бармен. — Вас ждут.
И он открыл перед Осипом и Иваном Санычем дверь и исчез, мягко растворенный коридором.
…Они оказались в приятном прохладном полумраке прямо перед внушительным и, очевидно, тяжелым занавесом. Все, все звуки — эту жутковатую медленную музыку снизу, и шорох шин с улицы, и всхлипы и бормотание дождя, что-то взахлеб рассказывающего деревьям и крышам домов, — все как отрезало ножом.
Из-за занавеса вышел среднего роста парень с цепким взглядом и мощной шеей, и произнес:
— Кто из вас Осип?
— Я.
— А этот?
— Со мной.
— Встаньте к стене.
— А, предупредительный выстрел в голову? — выговорил Моржов.
Парень ничего не ответил. Он просто обыскал посетителей быстрыми, почти не ощутимыми движениями, обнаруживающими в нем профессионала высокого класса. А потом откинул перед Осипом и Иваном Санычем занавес, и те вошли в дверь за пологом и очутились в большой комнате с высоченным, метра под четыре, потолком с роскошной люстрой.
В комнате был длинный черный стол, за которым на простых стульях сидели четверо. Сидевший дальше всех от дверей, седеющий мужчина лет сорока — сорока пяти, произнес:
— Присаживайтесь. Насчет вас звонили, так?
— Да, — сказал Иван Саныч, опережая аналогичный ответ Осипа. Ему почему-то захотелось сказать хоть что-то, хоть что-нибудь даже самое незначительное и кратенькое, потому что молчание было еще хуже — оно втаптывало его еще дальше в глубину ворошившегося на самом дне его существа вязкого черного страха.
— Ну что ж. Тот, кто за вас просил, заслуживает того, чтобы вас выслушали. Ты Осип Моржов, так?
— Да, — сказал Осип.
— А ты — Иван Астахов, сын Александра Ильича Астахова, так?
— Да, — еще раз повторил Ваня.
— Что же ты не доверяешь отцу-то, Иван? Пришел вот к нам.
— Саша, не трогай мальца, — улыбаясь и показывая ослепительно-белые, явно искусственные, зубы, сказал еще один мужчина, похожий на профессора математики где-нибудь в Оксфорде, — ты же сам знаешь, что Астахов, его отец, хоть господа Бога кинет. Как будто ты его не знаешь. Говори, Вано, свое дело, — приветливо сказал он, глядя на Ивана Саныча, — чем сможем, поможем.
Что-то в его глазах, равно как и в настороженных взглядах всех собравшихся, не давало Ване совершенно справиться со смятением; но тем не менее приветливость, звучавшая в его голосе, сделал свое — Астахов заговорил, постепенно все более овладевая собой.
Осип смотрел на него, но слышал не то, что говорил Астахов и что Моржову было давным-давно известно, а почему-то строки Высоцкого, которого Осип, при всей его невежественности, знал довольно хорошо: «Зря ты, Ванечка, бредешь//Вдоль оврага… на пути — каменья сплошь,// Резвы ножки обобьешь… бедолага».
Астахов, между тем, повел себя неожиданно умно: он не стал пересказывать всего, что произошло с ним и Осипом в самолете, в Париже и в Сенени, а потом и в Петербурге, а только коснулся существа проблемы. Упомянул только о том, что Жодле и Магомадов уничтожили нескольких членов его, Астахова, семьи. Что взяли не свои деньги. Что Али Магомадов — «чичиковый» (то есть чеченский) нелюдь и был в группировке Султана Балашихинского.
В заключение он проговорил уж довольно уверенно, стараясь тем не менее не глядеть на цепко глядящих на него авторитетов:
— У нас есть деньги. Так что если вы сможете помочь нам найти их, то я… то мы… рассчитаемся с вами.
— Понятно, — сказал один из авторитетов, тот, что заговорил с Осипом первым, — тема в принципе ясна. Ну, что скажете?
— А что тут говорить? — отозвался второй. — Говорить особо не о чем. Я не думаю, что этот Маг особо шифруется. Другое дело, что он может быть под колпаком у гэбэ, если так свободно светится с этим французом Жодле.
— Какое гэбэ! — воскликнул Иван Саныч. — Он же сам работает на французскую разведку, а с ней, может, и на американскую!
— Ну, это все может оказаться порожняком. Да если и так, то кто поручится, что наша питерская «контора», кто-то по частняку или всей кодлой, не работает с забугорными спецслужбистами. Тут, я так понимаю, дело мутное.
— Да уж куда мутнее, — пробасил Осип, — каждый день тута не знаешь, проснешься или нет.
— А что ж ты хотел? У некоторых вся жизнь такая. Да что я тебе объясняю, ты сам по этапу… ладно. Разберемся. Ждите звонка.
— Так я же номер телефона еще вам не… — начал было Иван, но тут же был перебит:
— Говорю тебе — жди звонка. Все.
И, не дожидаясь, пока Осип и Астахов оставят их, авторитет извлек сотовый и, набрав номер, проговорил:
— Наверх обед на четверых.
«Аудиенция» закончилась.
Ваня почему-то поднял голову, и в глазах стало ослепительно светло, потому что в них наплыл, расходясь туманными белыми пятнами, белый потолок с роскошным хрустально-золотым соцветьем люстры…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. «ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК» И ЧЕРНУШНЫЙ РЕПОРТАЖ