Следствие ведут дураки
Шрифт:
— И к тому — прощай, наследство, — насмешливо прокомментировал Александр Ильич. — Не волнуйся. Я пока что не собираюсь давать ход делу, если ты не хочешь. Все-таки наследник у нас — это ты, так что с твоим мнением надо считаться, — тут Ване снова показалось, что в голосе отца прозвучала губительная насмешка. — А этого Магомадова и Жодле не так уж просто найти: пока что все мои усилия ни к чему не привели. Может, их нет в Питере.
— Может, и нет, — пробормотал Иван Саныч. — У тебя все?
— Нет, не все, но это, сам понимаешь,
— Ну тогда пока.
И Ваня положил трубку.
Время продиралось сквозь прокуренный воздух кухни, как заблудившийся жираф сквозь густые джунгли — спотыкаясь, падая, цепляясь длинной шеей за лианы, врезаясь в стволы деревьев.
На сковородке ожесточенно дымилось несколько коряжек, в которых только разве что самый цепкий и пристальный взгляд мог различить сосиски; Осип курил одну папиросу от другой, Иван Саныч предавался кулинарному разврату, зачем-то засовывая огурец в синий трупик курицы.
Говорили мало, нехотя и сиплыми голосами. Разговор, естественно, крутился вокруг убийства Рыбушкина. Говорить на эту тему много не было ни сил, ни смелости, а другая тема просто отказывалась подниматься.
Иван Саныч успел задернуть все шторы, запереть дверь на все засовы и под насмешливо-мрачным взглядом Осипа даже придвинуть к ней обувную тумбочку.
— Баррикады, — сказал о ней Осип, а потом, что-то выудив из растащенной бомжовской свалки своей, с позволения сказать, эрудиции, добавил: — парижские.
— Как ты думаешь, нас найдут по фотороботам?
— Не знаю, — пожал плечами Осип, — если их составляли по описанию этого Карасюка, то вряд ли. А их так и составляли… нас-от больше никто, кажисси, особо и не видел. Нам село безлюдное-от. Вряд ли найдут, чаво ж.
— Почему — вряд ли?
— Да потому что… да потому что у этого Карасюка память еще более дырявая, чем тот гондон, из-за дырки в котором тебя сподобило появиться на свет! — неожиданно взорвался Моржов. — Ты не помнишь, мы как только явились к Валентину Самсонычу, так тут же назвались. Ты — по имени: Иван, а я и по имени, и по фамилии. А ентот придурок даже ничего не сказал.
— А вдруг вспомнит? — опасливо предположил Астахов-младший.
— Зубов бояться — в рот не давать! — грубо обрезал Осип. — Если бы да кабы… Нам вообще, Ванька, надо радоватьси-от, что мы до сих пор живы. А то уже и горели, и тонули, и под пулями ходили, и похмелялися неудачно. Все было. А ты канючишь. Авось и выкарабкаемси.
— Авось… — начал было Астахов, но тут в комнате снова взорвался пронзительной трелью телефон.
Осип выронил сигарету, Иван — сковородку, которую он было снял с плиты.
— Я так больше не могу… — пробормотал Иван Саныч. — Нервы никуда… Осип, поди ты возьми, а?
Осип передернул плечами, но было видно, что и его проняло. Это следовало хотя бы из того, что он никак
— Але, — сказал он.
— Осип?
— Енто хто?
— Не хто, а зачем. Тебе и твоему товарищу были нужны Жодле и Магомадов. Так вот, их нашли. Они живут на квартире. Пиши адрес. Записал? Ладно. Кроме того, стало известно, что они сегодня пойдут в ресторан «Падуя». Примерно часов в одиннадцать. То есть через полчаса.
— А откуда вы узнали енто… так точно?
— А потому что они туда ходят обедать и ужинать вот уже два дня. Так что вот такие дела, Осип. Ну что, удачи… сочтемся.
Осип хотел было сказать робко-дежурное «спасибо», но в трубке уже зазвучали короткие гудки.
— Что? Кто это был? — тревожно спросил Иван Саныч, появляясь за спиной г-на Моржова бесшумно, как тень отца Гамлета. — Что тебе сказали.
— Нашли, — сказал Осип, медленно поворачиваясь к Астахову сначала шеей, а потом всем телом. — Нашли Жодле и Магомадова. В Питере они, точно. Неподалеку от Невского живут. На хате.
Ваня машинально разжевал пригоревшую сосиску, хрустя зажарками, а потом уронил:
— И… как же теперь? Ты с кем разговаривал?
— Да с кем-то из тех четверых, кого мы сегодня видели. Быстро они нашли же!.. И пяти часов не прошло. Вот это люди работают, я понимаю!
— И что они… и что он тебе сказал?
— Продиктовал адрес Жодле и Магомадова, — ответил Моржов. — Сказал, что через полчаса они будут в ресторанте… енто… «Падуя».
— Знаю этот ресторан, — оживился Иван Саныч, — я в нем в свое время обедал.
— А таперь они там обедают.
— А больше тебе ничего не сказали?
— А что мне должны были сказать-от?
— Ну… насчет Рыбушкина. Ведь они тоже могут на нас подумать, а, Осип?
Осип почесал в голове. По всему было видно, что такое соображение в почесанный орган не приходило.
— А чаво, Саныч, ведь правда — могут, — наконец выговорил он. — Он еще напоследок прибавил, дескать, сочтемся. Я подумал, что он имел в виду плату за их… за их посредничество… м-м-м. А ан — может, он и совсем другое имел в виду.
— Да что ты такое говоришь, — отчужденным ломким голосом выговорил Иван Саныч. — Не надо так говорить.
— Да ты сам-от так начал!
— Ладно. — Иван Саныч чувствовал себя писателем-сказочником, который сочинил новую и очень страшную сказку, а потом всю ночь не мог заснуть, борясь с тенями, выступающими из углов — тенями тех чудовищ, которых он сам же и придумал. — Ладно… лучше подумаем, что нам делать с Жодле и Магомадовым. Привлекать третьих лиц я не хочу, надо сполна с ними рассчитаться и за дом, в котором они нас едва не сожгли, и за Настю, и за все-все-все. Но вот только как? Этот Магомадов ведь — мастер спорта по греко-римской борьбе. Жодле тоже, верно, не лыком шит.