Следствие ведут знатоки
Шрифт:
— Извините, у вас, говорят, Леша с Юрой… Если можно… Леша?.. Наконец-то! Леша, ты мне с Тыквой — позарез… И срочно!.. Постарайся, хорошо?
Отдуваясь, Пузановский кладет трубку.
— Хоть поесть нормально, — говорит он, утирая лоб.
А вор, свернув ковер перед диваном, отковыривает стамеской паркетины, маскирующие главный тайник Пузановского. Под паркетом открывается небольшая металлическая плита. Вор пытается нащупать секретный запор.
— Во что я ввязалась! — бормочет Раиса. — Во что я
Металлическая крышка откинута, тайник являет взору свое набитое деньгами нутро. Вор раскрывает на полу кейс. На верхней крышке его прикреплены изнутри петли для подзорной трубы, крепкого ножа, каких-то длинных не то пассатижей, не то щипчиков и небольшого изогнутого ломика, традиционно называемого «фомка». В пустую петлю он вставляет стамеску и принимается за деньги. Пачки крупных купюр быстро и плотно ложатся в кейс.
Царапов с торжествующей и какой-то пьяноватой улыбкой вскидывает глаза и видит на лице Раисы глубокое отвращение.
— Дорвался и не можешь остановиться?
— А по-твоему, оставить этим бандитам? — хитрит он. — Лишнее сдадим в милицию, там разберутся.
Пузановский снимает с плиты большую сковородку с яичницей, режет хлеб, достает пучок зеленого лука. Наливает себе стопку водки. Из комнаты доносятся приглушенные удары.
— Бейся, длинноногий, бейся, — злорадно усмехается Пузановский и чокается с бутылкой.
Яростно, смаху бьется Царапов плечом в дверь. Дверь понемногу поддается — в щель уже всунуты паркетины, и Раиса держит наготове следующие. Удар… удар… — и втискивается пятая дощечка. Оба не разговаривают и не смотрят друг на друга, но опять заодно. Куда Раисе деваться, надо выбираться из западни.
Пузановский с недожеванной былинкой лука в руке входит в комнату. На лице издевка, пока он не замечает угрожающей щели. С утробным рыком Пузановский упирается в шкаф и перебирает ногами, пытаясь вернуть его на прежнее место. Это не удается, дощечки вставлены не зря (а ему за торцом не видны).
Сантиметр за сантиметром шкаф наступает на Пузановского, а тот смотрит на часы, оглядывается, хватается еще за какую-то мебель, не зная, что предпринять. Но он все-таки додумывается. Спешит в прихожую и возвращается с железным костылем и молотком. Он забьет костыль в пол перед шкафом и тем застопорит его движение.
При такой комплекции приходится опираться о стул, чтобы присесть или стать на колено. Кряхтя и постанывая, он проделывает это, прилаживает костыль и уже заносит молоток — но раздается спасительный звонок в дверь.
Звонок останавливает и Царапова. Он слышит радостные возгласы Пузановского и отвечающие ему мужские голоса. Это подоспели Печкин с Тыквой. Еще бы пяток минут — и вырвались! А что теперь?
— Ты очень удачно прервала наш тет-а-тет с хозяином, — зло говорит он Раисе. — Теперь их трое. — Он отходит от двери, убирает ненужный ломик в кейс и по привычке тщательно запирает замки.
Татьяна, подруга
— Нет, вы не туда попали.
По городу, обгоняя всех, кого можно, едет злой автомеханик. Чуть не на середину проезжей части вылезает «голосующий» парень и показывает пальцем по шее — дескать, позарез. Обогнуть его трудно. Молотков притормаживает и кричит:
— Следующий раз подвезу — на тот свет!
— Поподробней, — тихо говорит Печкин Пузановскому. — Что насчет высшей меры?
— Да так, сболтнул.
Печкин обменивается взглядом с Тыквой.
— Мочить! — скор на решение Тыква.
— Сдурел? — ахает Пузановский. — Отбить гаду печенку, забрать все и выкинуть. А ей пригрозить — и вся любовь!
— Легко живешь, — роняет Печкин.
А Тыква вносит ясность:
— Мы тут одного «шашлыка» в речку уронили.
У Пузановского сразу одышка и сердцебиение.
— Уголовник! — сипит он. — Учтите, я за вас не отвечаю!
— Да он, Пузо, к тебе шел, — сообщает равнодушно Печкин. — Тебе деньги нес. Так что, вроде и ты причастен…
— Мочить их! — радостно трепещет Тыква. — Мочить!..
Это сказано уже достаточно внятно, чтобы Царапов услышал и — в противоположность Раисе — понял.
— Что могут с нами сделать? — спрашивает Раиса, уловив его реакцию.
— У меня есть нож, — говорит он после паузы. — Но я не пробовал его на людях.
Раиса зябко передергивает плечами:
— Надо позвать на помощь! Кругом же народ!
— С двенадцатого этажа ори — не ори… — он направляется к окну.
— Глеб… Все-таки кто ты такой? Эти инструменты… и вообще все… Что это значит?!
Перегнувшись наружу, вор осматривает стену. С отчаяния бьет кулаком о подоконник.
— Ни трубы, ни карниза, ни балкончика! Гладко. Сволочи!.. Экономят все!..
Он оборачивается к Раисе:
— Кто я? — И вдруг его прорывает: — Ошиблась ты со мной, Раиса! Я же вор! Квартирный вор. Как ты не догадалась? По-староблатному — домушник! Спрашивала, чем я лучше них? А ничем! Только вид поприятней. А Пузановского я наколол раньше тебя. Ты со своей слежкой мне поперек горла была, я бы его давно обчистил!.. Что так смотришь? Мразь я для тебя, да?
Он извлекает из холодильника бутылку пива, откупоривает, пьет из горлышка. Допив, отбивает дно бутылки о батарею (на худой случай тоже оружие). Осколки он загоняет ногой в угол, расчищая поле боя. Раиса сидит на диване, окаменев.
— Тебе бы только дорваться до мокрого! — шипит Пузановский на Тыкву. — Откуда ему про «шашлыка» знать?!
— Откуда про остальное? — возражает Печкин. — Ты, слушай, отнесись трезво. Если сгорим — и впрямь вышка!
— Леша… Но не здесь же… не у меня… — слабеет Пузановский перед властностью Печкина.