Слезы Вселенной
Шрифт:
Снова на экране появился Павел, но уже на фоне ясного голубого неба.
– Это было вчера. Голая вечеринка не вполне состоялась, потому что все самое интересное должно было случиться потом. Владелица особняка – та самая дама, которая очень часто появляется в эфирах разных программ в качестве эксперта, и всегда под ее изображением строка – «светская львица». Лично я не знаю такой профессии и такой должности, но для некоторых это вершина жизненного успеха. Эта дама в свое время начинала как девочка по вызову, о чем свидетельствуют милицейские протоколы тех давних лет, потом она оказалась на содержании одного, второго, третьего… фамилии не будем называть, но они тоже известны… К тому же двоих из этой троицы уже нет в живых, а чудом выживший сбежал в Англию… У дамы нет даже среднего образования, нет профессии, зато есть особняк стоимостью несколько миллионов – не рублей, естественно. Есть большой штат прислуги, четыре очень дорогие иномарки, личный водитель и еще персональный охранник с пистолетом… Почему об этом говорю я, а не мои московские коллеги? Да потому что отснятый ими сюжет был запрещен
20
Островская Е. Н. Все, что вы хотели знать о смерти.
До вечера еще было много времени. Гончаров снова вспомнил о Сорине. Евгению Аркадьевичу пятьдесят, но выглядит он едва ли на сорок. Подтянутый, спортивный, интеллигентный, образованный, прекрасный собеседник. А скоро он наверняка станет доктором наук, хотя зачем ему это при таких-то деньгах… Его книги, популяризирующие биржевой бизнес, издаются невероятным для экономической литературы тиражом. Их приобретают даже те, кто бизнесом не занимается и не собирается этого делать. Как выяснилось, даже логопеды их читают. Но почему-то Евгений Аркадьевич вызывает неприязнь. Хотя неприязнь он вызывает, возможно, у одного лишь Гончарова, другие отзываются о нем как о прекрасном человеке, а в Гончарове говорит лишь классовая ненависть рядового гражданина к тому, кто взобрался на самую вершину – туда, где деньги лежат.
Позвонил бывший начальник родного РУВД полковник Жаворонков.
– Ты где? – спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил: – А я вот, как обычно, в своем кабинете, сейчас обед, и я включил телевизор. Там твой дружок Ипатьев прошелся по этим б… б… бабочкам ночным… вот. Показал он их главную бандершу, то есть содержательницу притона. Ей пятьдесят пять, а еще есть чем торговать… Пятьдесят пять – а есть чем торговать. Почти стихи получаются. Только мы сами виноваты: не додавили в свое время эту поэзию. Я помню, как двадцать с лишним лет назад мы мотались по всяким баням, доставали оттуда всяких расписных уголовников… Один раз я, тогда уже майор, был дежурным по району, вместе с группой захвата помчался ночью по вызову бдительных граждан и на перестрелку нарвался. Мы подъехали, а там как раз без нас уже – бах, бах, бах! Мы дверь вышибли, и мне в грудь тоже бах, бах – две пули в бронежилет ударили. Ребро было сломано, и мне потом медаль повесили как раз на него. А там две преступные группировки сходняк устроили, решили объединиться, но эти уроды Ленина не читали. А я даже конспектировал вождя, в школе учась, готовясь к поступлению в комсомол. А Ленин сказал: для того чтобы объединиться, надо окончательно разъединиться. Ну вот, в процессе этого бандитского разъединения образовался один труп, двое раненых быков и одна подстреленная, так сказать, ночная бабочка. Но ее очень тяжело ранило… Девочка еще совсем: сиськи, прости, еще не выросли, а туда же. Меня на лавку усадили, стали перевязывать, а она на полу стонет: «Дяденьки, только маме не говорите». Это последние ее слова были. Не могу без слез вспоминать. Но это тогда – в период всеобщего обнищания масс, так сказать, когда жрать нечего, не только в баню с мужиками пойдешь… Помню случай: взяли такую же девчонку – но только студентку. Объясняет, что она на учебу копит… То есть она уже учится, мама ее умерла… а квартиру отчим продал, деньги себе забрал. Мы ее в воровстве заподозрили – клиент нас вызвал, сообщил, что у него тысяча долларов из кармана пропали. А у нее ни копейки при себе… Понятно, что врет мужик – наглый такой, – на халяву решил попользоваться девчонкой и денег срубить. А реагировать на обращение граждан мы обязаны: заявление составлено – надо. А девчонка была симпатичная, и в самом деле первокурсница – она нам даже студенческий билет показала. Дали девчонке телефон, чтобы позвонила куда-нибудь: надо ведь деньги возвращать. Тут же прикатил здоровенный бугай, отсчитал этому хмырю пострадавшему тысячу долларов. Тот требовал еще за то, что заберет заявление… Короче, бугай забрал девчонку и увел. Следом смылся хмырь, обещал дежурной службе бутылку коньяка поставить и чебуреков. Но ничего не принес. Потом, уже к вечеру, позвонили из больницы и сказали, что он у них уже несколько часов без сознания, весь избитый и без денег. Потом, когда в
– Бугая того, случайно, не Хомяком звали?
– Откуда мне знать! Я тогда в дежурку погреться зашел. Зима была. А мы в патрульной машине даже печку старались не включать, чтобы лишнего бензина не расходовать – его ведь за свои покупали. Нам талоны выдавали, но их хватало только на пару смен. Не то что сейчас. Вот такие были времена! А как тебя в следственном управлении встретили?
– Хорошо. Только я еще к своим обязанностям не приступил. Меня представили коллективу департамента и отпустили на пару недель, потому что я в отпуске полтора года не был.
– Да-а,– вздохнул Жаворонков,– я всегда знал, что ты далеко пойдешь. Давно бы уже пошел, если бы не Корень [21] , который таким гадом оказался. Но справедливость – она для того и существует, чтобы побеждать.
На этом жизнерадостном утверждении разговор и закончился.
Самое потерянное время – это когда не знаешь, чем можно заняться. С тех пор как восемнадцать лет назад Игорь пришел в милицию, у него не было пустых дней, причем те пролетали один за другим с такой скоростью, словно их выпустили нескончаемой очередью из Калашникова. А сейчас он не знает, что делать. То есть знает, потому что сам уцепился за это дело об убийстве Пятииванова по прозвищу Хомяк.
21
Островская Е. Н. Открой глаза, Фемида!, Все, что вы хотели знать о смерти и др. – Корень – коррумпированный генерал МВД.
Заканчивалась неделя, завтра суббота, поэтический вечер, на который они пойдут с Леной. Рядом будут любители поэзии, умные и одухотворенные лица.
Гончаров подошел к полке и снял с нее книгу, открыл.
В этой роще березовой, Вдалеке от страданий и бед, Где колеблется розовый Немигающий утренний свет, Где прозрачной лавиною Льются листья с высоких ветвей, — Спой мне, иволга, песню пустынную, Песню жизни моей. Пролетев над поляною И людей увидав с высоты, Избрала деревянную Неприметную дудочку ты [22] .22
Николай Заболоцкий.
…………………………………………
Опять зазвонил телефон. В трубке снова прозвучал голос полковника юстиции Копылова:
– Докладываю. Майор Егоров прибыл на место дислокации поместья олигарха Сорина, провел разъяснительную работу с охраной, предъявил фотографию Пятииванова. Охранники поломались сначала, а потом вспомнили, что тот дважды подъезжал к охраняемой ими территории, его отгоняли, но он возвращался. Один раз дождался хозяина, но тот даже не притормозил и проскочил в ворота. Потом ему удалось остановить Веронику Алексеевну – жену Сорина – и побеседовать с ней. Беседа длилась минуты две-три, но потом один из тех, кто находился в будке у ворот, вышел, чтобы помочь и убрать приставалу. А хозяйка уже отъехала, а следом восвояси укатил и Степан. Главное, что охранники созванивались с начальством, и то разрешило выдать фотосвидетельства. Теперь у Егорова на руках имеются снимки с указанием даты по времени с точностью до секунд, когда Пятииванов подходил к машинам Сорина и его жены. Только зачем нам это, когда нет ни подозреваемого, ни мотива убийства.
– Скоро будет и то и другое, – пообещал Гончаров, хотя и сам не был в этом уверен.
Время нельзя убить, оно умирает само. Умирает в мучениях от распирающей его пустоты. Ведь что такое время? Это череда событий. Они происходят одно за другим в определенном порядке, и продолжительность их складывается в часы и минуты, в дни и годы.
Игорь взял телефон, не зная даже, кому собирается звонить. Набрал номер Лены, для того только, чтобы услышать ее голос.
– Я ждала твоего звонка, – обрадовалась невеста. – Хотела сама, но не решилась, чтобы тебе не мешать. У тебя какие-то вопросы?
– Нет, – признался Гончаров. – Просто звоню. Я все думаю про ту соседскую девочку, с которой ты играла, когда жила с мамой у Владимира Петровича. Ты помнишь, какой она была?
– Она была веселой… Помню, как однажды мы вытащили книги с полок и построили из них домик. Получился, конечно, не дом, а домище, который потом развалился. И мы с ней хохотали, нам тогда казалось, что это очень смешно… А еще ее мама приходила к нам помогать, когда моя лежала в больницах, но потом у Владимира Петровича появилась аспирантка, которая взяла заботу о нем в свои руки.
Глава одиннадцатая
Из своей городской квартиры, панорамные окна которой выходили на простор залива, Сорин выехал утром – не самым ранним, разумеется. Ближайший огромный торговый комплекс был уже открыт. Евгений Аркадьевич прошелся по ряду с магазинами мужской одежды. Дважды заходил, чтобы посмотреть выставленный товар, и тут же выскакивал. Наконец заглянул в бутик «Корнелиани», почти сразу увидел вельветовый костюм, прошел мимо, но вернулся. Ничего вельветового в его гардеробе не было. Он в принципе не любил подобные вещи. Когда-то, в ранней юности, у него были вельветовые брюки, но они сели при первой же стирке.