Случайному гостю
Шрифт:
К подножию строящегося кляштора я дополз через несколько минут. Грязь цеплялась за мои ноги, а ветер задался целью сковырнуть меня с поверхности юдоли скорбей.
У самого фонтана, охраняемого каменным львом, даже в темноте выглядящим более новым, чем я его помнил по фотографии, стояла ещё одна палатка, более капитальная на вид. На надуваемой ветром вывеске можно было прочесть зелёные с жёлтым буквы: «Dorotee. Weissagen und Gaben» [141] . В палатке теплился огонёк и мелькала чья-то тень.
141
Доротея.
Я откинул полог.
— Кто поздно ходит… — сказала крошечная дама в гигантском челне.
— Тот сам себе шкодит, — отозвался я. — Нынче холодно.
Дама посмотрела на меня, в этот раз она была представлена в одеянии вдовы, лиф её платья украшала опаловая брошь.
— Поспеши, — сказала она тоненько — Ты решаешь свою участь.
Я побежал ко льву, оскальзываясь в грязи. На плитках под ним виднелись следы. Я достал из кармана помаду — пальцы у меня замёрзли, но круг с чёрточками, треугольниками и буквицами в нём вышел вполне похожим на Знак… Я сказал старые слова — ну куда без них.
Печать благодарно засветилась, ловя скудный лунный свет, а ветер взвыл всеми голосами и набросился на меня, выдавливая из груди дыхание. Кашляя, я вполз в Доротеину палатку.
— Я могу определить дальнейшее, — без обиняков заметила она.
— Но вот что ты дашь мне?
— А как же быть с надписью «дары»? — осведомился. — И ещё погреться бы, ну хоть частично…
— Ну я же впустила тебя. Ведь верно? — спросила дама. — Ты был добр к моему народу.
— Вот, — кашлянул я в ответ и протянул ей зелёный тюбик. Она осмотрела его со всей тщательностью. — Почти достаточно, — сказала она. — Это чистая магия, хотя и несколько небрежная. Что ещё? Нужна самая малость.
— Как насчёт удовольствия от мороженого? — спросил я.
— Согласна, — пропищала дама. — Слово сказано.
— Слово услышано… — послушно ответил я. — Посмотри в своём кармане, — изрекла Доротея. Охлопав их все, я вытянул из заднего давешнюю бумажку из календаря Адвента, в ладони моей она ожила, кривые буквы быстро вылиняли, проступила карта — «Шесть Посохов». И подпись — Fuchs [142] .
— Незаслуженный успех… — мрачно протянул я. — Чего-нибудь получше не нашлось?
142
лиса
— Не теряй надежды, дурачишка, — заметила Доротея. — Что может быть лучше, в конце-от концов? Между прочим, если ты намажешь этим ноги, ты пойдёшь быстрее, значительно.
Я понюхал отвратительную на вид мазь.
— Детский жир, соловьиные языки, вербена? — спросил я у Доротеи и снял носки, она вздохнула.
— Сало, воск, смола — и только. Говорю тебе — мажь ноги, поскорее.
В холодной ночи запел Рог.
— Тебе пора, — помолчав и прислушавшись,
Я вылез из палатки прочь — в холодную, пахнущую гарью тьму. Опухшая, красноватая луна катилась по измазанному дымом небосводу.
Глина действительно меньше липла, и ногам стало теплее. «Грязь боится запахов», — подумал я, вспомнив смрад зелья И смачно шлепнулся оземь. С неба на меня обрушилась тьма. И снег.
«Ведь наверное не вернусь, — подумал я, освобождаясь из липкой жижи. — Кому же отдадут кроссовки?»
Мама по случаю «достала» настоящий Адидас, правда навырост — по моим впечатлениям, навырост должен был наступить к весне.
Надо мной, сгустком истинного мрака, с белёсо выпирающими черепом и горящими нехорошим светом глазами, стоял конь, ноздри его пыхали струями тумана; Всадник, восседающий в испанском седле, был ветх — кости его светились сквозь лохмотья, доспехи источила ржавчина, обруч в длинных и редких прядях выглядел погнутым.
За спиною Северного ветра теснилась не предвещающая ничего хорошего свита. Дым стлался вокруг них, не смея беспокоить всадников. Я встал, грязь отваливалась от меня с явным огорчением.
— Теперь я не касаюсь земли, — провыла тень. — По твоей милости.
— Ты первый начал, — бесцветно ответил я. Всадник перегнулся через луку седла и протянул ко мне длинные костлявые пальцы, кабошон сверкнул красно — кровью, истекающей из старой раны.
— Ох-хх-х, — просипел мне ветер. — Дети-дети… с ними столько проблем. Да-с-с-с. Ты теперь в моём мире, мальчик мой… И он прикоснулся пальцами к моей груди. Сердце бухнуло и глаза застлало красным.
— Ты непросто сходишься с людьми… как и я, — просипел он. Он пошевелил пальцами, и частица меня вылетела прочь облачком пара.
— У тебя хорошая память, — продолжил он заставляя сердце моё трепыхаться где-то в шее. — И дар, о-о-о, такой дар! Как кссстати! Ты не вернёшшьсся к своим глупым курам, я осставлю тебя здессь. Иссследую… Разомкну.
Он потянулся ко мне ещё раз, от его манжет несло сажей и каким-то затхлым духом.
«Мне не нравится этот запах, — подумал я. — Очень! Фу! Мерзость!»
Что-то произошло. По пальцам, по перстню, по обрывкам камзола Всадника пронеслись белые искры. Он вздрогнул, громыхнув наручем о кирасу, отдёрнул руку. Конь под ним выпустил из ноздрей чёрные клубы гари вперемешку с искрами, прянул, взвился на дыбы и, мотая мордой, издал пронзительный и неприятный крик. Всадник покачнулся в седле, взмахнул рукой. Запахло марганцовкой.
Внутри тумана, обволакивающего копыта лошадей Халлекина и свиты, полыхнуло белое пламя.
— Аой! — нечеловечески взвыла свита. — Выссссокая кровь! Не касссайссся….!!!!
Всадник изумлённо потряс рукой и уставился на меня, пустоглазо рыская взглядом — На тебе знак! Но как… как такое возможно? Стой!
Я отступил на шаг, ещё на один, поскользнулся, ухватился руками за какой-то корень, сунул его зачем-то за пазуху, выпрямился и, набрав полные пригоршни земли, начал швырять ими в Охоту.