Случайному гостю
Шрифт:
Шкаф открывается сам собою, издав звук, похожий на зевок.
В нем нет ни одной вещи. «Ой-е-ей, — в испуге думаю я. — Бабушка будет ругаться». Пустым шкаф не выглядит — больше всего он похож на термитник. Или на головку сыра, изъеденную мышами. Глаза цепляются за торчащие то тут, то там крохотные предметы — кукольная голова без парика, фарфоровая чернильница, рамка для миниатюрного портрета с узором из риса и речного жемчуга, погремушка для младенца: петушиный череп с горошинками и коралловой веточкой — клюв бронзовый и зелёный; сломанный ларчик с опаловым сердечком
На месте полки, где тётя Женя хранит платки, шарфики и косынки, в кресле «фотей» размером с заварочный чайник с удобством размещается небольшая мышеподобная фигурка, на ней огромный чепец с чёрными ленточками, платье времён бедняжки Жанны Этиоль и красные каблукатые стукалки. Перед нею низенький столик, заставленный крошечными прелюбопытнейшими предметами — в настоящее время Eine Dame раскладывает на нем пасьянс.
— Кхм! — произношу я несколько пискляво.
— Да-да? — отзывается моя визави, отрываясь от карт и уперев в одну из них крошечный скрюченный палец. — Ты, наконец, достучался?
— Э-э-э… в каком-то смысле, да, — нахожусь я.
— Вот и прекрасно, — отвечает она. — Тут только о тебе и говорят.
— Бремя популярности, — смущенно заявляю я. Дверь шкафа поскрипывает, где-то в глубинах термитника (сыра?), раздается смех и звенят колокольцы.
«Это мы — мышицы», ловлю я за хвост паникующую мысль.
— Я бы хотела тебе кое-что передать, — продолжает она и протягивает мне небольшой кусочек картона.
— От кого это? — задаю я нескромный вопрос.
— Считай это подарком, — говорит моя собеседница и дергает за толстую сонетку. Нас разделяет глухая бордовая штора с тусклой надписью: Dorotee. Weissagen und Gaben [109] .
109
Доротея. Гадание и Дары.
Я смотрю на мятый кусочек бумаги и замечаю, что он растёт — его края щекочут мне руку.
«Ну конечно! — торжествующе думаю я, рассматривая „подарок“. — Куда же без этого».
На ладони у меня карта «Паж Кубков», томный юноша в ренессансном одеянии, его обтягивающие штаны я втайне считаю колготами.
Тут колокольный звон усиливается, и откуда-то снизу вылетает маленькая фигурка в красном плаще и с трещоткой в лапе.
— Радуйся! — тоненько кричит фигурка. — Тёмные дни уходят!
— Непослушный! — охотно радуюсь я.
Мышонок несется вместе со своей трещоткой вверх, по переходам и кавернам внутришкафного пространства, достигнув соседней с Doroteeй ниши, он с размаху прыгает мне на плечо. Трещотка хрустит прямо мне в ухо.
— О, — говорит мышонок глядя мне в ладонь. — Право на легкомыслие!
— Не думаю, — отвечаю я. — Пристрастие, лень, неверность, обольщение,
— О, — опять выпискивает мышонок. — Не стоит к этому относиться как к перевёрнутой карте.
Я поворачиваю голову к нему и вижу прямо перед собой розовый нос и отчаянно шевелящиеся вибрисы…
— Ты один тут такой умный? — насмешливее чем хотелось спрашиваю я.
— Я Непослушный, — грустно отвечает мышонок. — Но право на легкомыслие — это здорово.
И он гремит трещоткой.
— А я к тебе с просьбой, — говорю я мышонку. От неожиданности он роняет свою погремушку и вытягивается в струнку, обвив себя хвостом.
— Для нас это честь, — взволнованно произносит он.
— Мне нужна твоя помощь в украшении… — бросаю я пробный камень — мышонок благоговейно замирает, — ёлки! — выдыхаю я, и почти зажмуриваюсь — так хочется, чтобы он согласился.
— Ты уже знаешь, что я не откажусь, — произносит мышонок после некоего молчания.
Он поднимает на меня агатовые глазки.
— Но я не могу сделать это совсем бесплатно, — выговаривает он, слегка запнувшись на слове «совсем».
Откровенно говоря, я несколько сникаю.
— Чего же ты захочешь? — грустно спрашиваю я у Мышонка. — Мой молочный зуб? Или левый краешек, моей тени?
— Что ты! Как можно! Это такое варварство! — подпрыгивает мышонок, и я чувствую край его плаща щекой.
— Ну говори же, — подбадриваю я, — я ведь имею право выслушать.
— Несколько шерстинок, — и мышонок попискивает от волнения. — Несколько шерстинок Хищника-Помощницы…
— Хоть целый хвост, — радостно говорю я и спохватываюсь. — Я надеюсь, речь не идёт о наведении порчи? — как можно строже спрашиваю я, но голос мой вздрагивает.
Мышонок перебирается на мою ладонь и становится похож на раздавленный цветок. Он нервно озирается.
— Всякий… — и мышонок воровито оглядывается через левый бок, — всякий, кто сотворит магию, тёмную магию по отношению к Хозяйке, её семье или… Помощникам — будет изгнан!!!
— Тоже мне, — говорю я. — Подумаешь — выгнали из шкафа! Велико ли горе.
— Это невыносимо для нас, — пискляво возражает Непослушный. — Изгнанный становится Бездомной Мышью… Ну, таким, как все остальные… уличные, дикие.
— Дикая мышь — это наказание, — соглашаюсь я.
— Настоящее, — поддакивает мышонок.
— Так я жду тебя у ёлки? — говорю я, пододвигаясь к шкафу. Мышонок ярким пятнышком прыгает в нутро «сыра», подбирает свою трещотку и производя массу разнообразных звуков, верещит:
— Я должен обежать всех! Пять минут!!!.
На всякий случай я притворяю дверцы шкафа. «Обежать всех…», — фыркаю я про себя, вообразив, как мышонок говорит кульку наших с Витей носков: «Все за мной! На ёлочку! Ура!»
— Кого-то он приведёт? — размышляю я и иду к игрушкам.
Разложив листы пергаментной бумаги на полу, я выкладываю маленьких стеклянных жильцов ёлки, игрушки из «секретерки» надменно и чуть лукаво наблюдают с высот дерева за моей возней внизу. На ступеньках лесенки лежит несколько зелёных игл.