Случайному гостю

Гедеонов Алексей Николаевич

Я представил. Тётя Зоня перевернула чашку обратно, посмотрела на гущу и ткнула чашку мне. — Видишь сердце? — спросила она.

— Только сахар, — ответил я. — Всегда ведь берете две ложечки.

— Ты сегодня странная такая, — отступая от Евы с черной повязкой, пробормотала тётя Зоня, рука её пробежалась по груди — к шее, так люди бессознательно ищут крестик или образок — например святого Христофора, хранящего от нежити и духа нечистого.

Ничего подобного тётя Зоня не носила,

а всемогущего заступника своего — чайный гриб — прихватить не догадалась. Ева накинула тёте Зоне повязку на глаза и завязала на затылке узел. «Подушечка…» — мелькнула у меня мысль. Бабушка провела обеими руками по дверце пенала. Я услышал как протарахтел по доске её перстень.

Тётя Зоня пощупала повязку руками.

— Странное такое чувство, — глуховато сказала она, — я будто бы всё вижу… С ума сойти! А где верёвка? В какой стороне?

И она щёлкнула ножницами в воздухе — раз и два, и три. Свечи в венке колыхнулись и вновь выпрямились.

«Похожи на кинжалы», — подумал я.

После нескольких попыток тётушка, при помощи ужасающих манипуляций с ножницами, под фырканье и замечания присутствующих, срезала мешочек с верёвки. Затем она содрала с лица чёрную повязку.

— Противное ощущение, — сказала она тяжело дыша и потрогала себя за щёки, а потом прошлась руками по груди и бёдрам. — Как в детстве… — и совсем тихо добавила, — в кладовке.

Я водрузил на плиту кофейник. Он издал длинный вздох и выдул коричневый пузырь из носика.

Яна, противно хихикая, выкатилась вперёд.

— Осторозно, — сказала она Еве. — Глаза не размаз мне! Каздый рисовала по сорок минутоцек.

— Насчёт этого не беспокойся, — хмуро сказала Ева, расправляя повязку. — Твоё при тебе и останется.

— Это будет не больно? — жеманно спросила Яна. — А, тётя Ева?

— Совсем нет, — ответила та, — даже интересно… — Хобры, хобры ховайся добре… и Яна закружилась перед нами, против часовой стрелки.

После, перемотанная повязкой и раскрасневшаяся от Евиных манипуляций, она спросила.

— Ну как? Мне идёт цёрное? — и отправилась щёлкать ножницами.

— Давно не смеялись, — изрёк Витя. — Ты так и иди…

— Вся загадочная, — добавила Неля. — На дискотеку.

Яна срезала мешочек и сняла повязку. — В ней дыра! — возмущённо сказала она. — Ф той фтороны! Вот только мефок я фосем не видала! А когда крутила ты меня, то был швет!

Тётю Женю вытолкнули под верёвку хором. Она позволила крутить и вертеть себя во все концы и срезала мешочек сразу. И сразу сняла повязку. Меня поразило её лицо.

— Мама, — сказала тётя Женя. — Дай что-то, у меня спазм. Сильный.

И она потрогала левый висок.

Бабушка погремела ключами и достала из шкафа маленькую тёмную бутылочку.

— Сорок капель, как обычно, — бесцветно сказала она. — Иди, Лесик, отнеси ей в руки.

На пути

мне встретилась Ева, чёрная повязка струилась в её руках, тёмные очки из-под рыжих волос слепо смотрели на меня и казалось, что прямо в душу. «„Чёрная магия“ не отстирывается, — промелькнуло у меня… — пахнет даже после порошка».

Ева сипло поинтересовалась:

— Будешь играть?

И придвинулась поближе.

— Не сейчас, — буркнул я и отгородился стулом. — Позже.

— Позже игра окончится, — сказала Ева и мне вдруг показалось, что она стала выше ростом.

— Не последняя, я думаю, — ответил я и потрусил в тёти-Женину сторону.

— Как знать, как знать, — сказала Ева мне в спину. — Руки не болят?

Я не ответил.

— Ты знаешь, Лесик, это не спазм. Наверно закружилась голова, в общем, сосуды, — сказала побледневшая тётя Женя. — Но всё равно, спасибо, — и она взяла у меня пузырёк. — Какая-то странная боль. Будто ненастоящая. Иллюзия…

Бабушка смотрела на нас через всю кухню. Я всегда чувствую, когда она смотрит — вернее, «слышу». Некоторые фразы и выражения. Не все, но многие…

— Слово сказано, — удовлетворённо произнесла бабушка, восседая подле пенала, и поправила гемму.

— Слово услышано, — ответил я и дунул в носик кофейника.

Я действительно «слышу» бабушку всегда, и не только её… Дар — не подарок.

Я снял раскалённо топчущийся по плите кофейник и унёс на стол. В его медных боках отразились: абажур, окно, какая-то тень — я оглянулся.

Ева подошла к кузине Сусанне.

— Можно я просто закрою глаза? — спросила Сусанна, неодобрительно поглядывая на кусок чёрной ткани.

— Нельзя никак, — ответила Ева. — Поднимайтесь, поднимайтесь! Игра…

Кузина Сусанна обернулась и тревожно глянула на бабушку.

— Евунця, — размеренно сказала та. — Давай я тебя расчешу? И гелиотроп на её пальце пыхнул искрой.

— Э-э-э-э, — сказала Ева и сделала мелкий шаг назад. — Может, потом? После?

— Может и после, — согласилась бабушка и поудобнее расположилась у ореховой двери.

Кузина Сусанна радостно погладила её по руке.

— Не люблю завязанных очей, — прошелестела она. — То просто казнь.

Бабушка кивнула, меж бровей у неё собралась грозная вертикаль.

Я рассматривал Еву со спины — годы сидения за инструментом, а Ева преподавала музыку, немного исказили ей осанку, но «согбенной» Ева не сделалась. Что-то в фигуре бабушкиной питомицы беспокоило меня. Я рассматривал Еву со спины — она оглянулась.

— А я знаю, кто следующий, — объявила Ева. — Это…

— Я, — прокричала Неля, — теперь я! Дайте уже мне эти ножницы…

Ева длинно посмотрела в мою сторону, в тонированных стёклах очков её отразились свечи венка, и отвела незримый взгляд. Она ухватила Нелю за плечо и сказала, накидывая ей на глаза повязку: