Случайному гостю
Шрифт:
Всадник, на которого попали брызги, поперхнулся своим холодным дымом и закашлялся.
Юноша сдёрнул с головы фантазийную шапочку.
— В следующий раз мы встретимся не скоро, — сказал он. — Abiento… Мне было приятно стать частью твоей судьбы.
— А вот почему ты в колготках? — глупо и радостно спросил я. Бабушка и кузина Сусанна трагически закатили очи горе.
— Но это кальцоне, у нас все так ходят, — немного обиженно протянул он. — Поверь, очень удобно — никаких пуговиц.
— Так что же дальше? — проныл я. — Ты ведь знаешь, скажи… если ты не случаен.
Паж прикусил пухлую губу.
— Даже не знаю, что тебе и сказать, — развёл руками он. — Новости не будут печальны.
— В чём удобство-то? — поразмыслил я вслух. — Вон, на Ваксе тоже ни одной пуговки… разве нос. И, потом, какие новости? Вот ведь — валет, честное слово!
Гость продолжал кашлять, но уже не так надсадно.
— Чтоб тебя удавило, — ласково пожелал я ему, и тут он зарядил в меня Силенцией. Это такое заклятие в Старой Книге, оно открывает раздел «Сон». Губы словно склеились.
— М-м-м, — разъярённо процедил я. Бабушка, как мне показалось, улыбнулась.
Гость обвёл присутствующих тяжёлым взглядом и хмыкнул.
— Ну наконец-то заткнулся, — сказал он. — Вот я и здесь. Пришёл, как говорится, за своим. Привет. Лет десять уже надеялся. А тут тёмные дни и этот дурик, в питье неразборчивый, — кивнул он в мою сторону подбородком. — И тот шкет, — подбородок указал на скрытого материнской спиной Витольда… — Впустили. Вы представляете, Хозяйка?
Бабушка немного порозовела. «Или у неё температура, или она злится», — решил я.
Молчание сильно давило на горло, я провёл пальцами по шее и в вороте наткнулся на давешнюю иголку. «Синяя пуговка!!! — восторженно вспомнил я. — А ведь зачем-то я её переколол, иглу-то. Это Дар! Настоящий дар! Случайная радость».
— Правда, пришлось менять облик, и не раз, — вёл своё Гость. — Тут мне очень помогли ваши ближние. Вы не представляете, какие все сейчас доверчивые и дремучие — и ни перекреститься, ни плюнуть — ведь ничего не умеют. Все думают, что поможет, — он наморщил высокий лоб, красивые брови изогнулись, — …что-то такое, что называют… О! Справка! И ещё… пропуск! Это требуют все, а про такую мелочь, как гвоздь или шерсть — никто и не вспомнит! Что вы с собой сделали… Просто удивляюсь.
— Ф-ф-ф-ф, — посмеялся я. Вы никогда не пробовали смеяться, со ртом, запечатанным заклятием, которому не менее полтыщи лет? И не пробуйте — неудобно.
— Не вижу смысла представляться. Вы все знаете моё имя, — заявил Гость подчёркнуто зловеще. Тётя Женя наконец затолкала детей за спину и сидела на стуле прямо, как инфанта, светясь от бледности. Яна беспрерывно всхлипывала.
— Заткнись, овца! — цыкнул на неё Гость. Яна громко икнула и действительно стихла.
Шморгающая тётя Зоня, в первый раз на моей памяти, обняла дочь и погладила по глупой голове.
Я выдернул из иглы нитку и связал из неё узелок, на узелок полагалось подуть и мне пришлось дуть носом — ещё неудобнее, чем смеяться с закрытым ртом.
Заклятие Всадника истощилось. Я разлепил губы…
— Хам трамвайный, — презрительно заявил я. — Действительно — всем известное имя.
— Не понял, — рявкнул Гость и взвил брови вместе с голосом. — Это ты?
— Да если бы… — сказал я. — Это Пиночет, вообще-то…
— Развязался, — каким-то подозрительно довольным голосом сказал Гость. — Сейчас я тебе запечатаю что-то другое. А в общем собирайся. Поговорим в пути…
— Я так просто никуда не пойду. Нет-нет, — сказал я, не то чтобы очень уверенно, но с апломбом.
— А никто здесь не говорил, что будет просто, — сообщил мне Гость.
— Здесь вообще никто не говорил. Только ты шуршишь, — буркнул я.
Гость посмотрел на меня и опять глаза его блеснули красным.
— Мой конь будет рад, — сказал он. — Он и ты…
— Я с конями не общаюсь, — быстро ответил я, предчувствуя прекрасную ловушку.
— А
— Оно и видно, — со значением сказал я и оглянулся.
Улыбнуться попыталась только Вакса. Вышло плохо.
— Silentia! — сказали мы с Гостем хором. Заклятия столкнулись в воздухе и покружив, осыпались серой пылью прямо на Венок. Долетев до свечей, пыль вспыхнула тысячью ярких точек.
— Красиво, — буркнул Витя. — Огни бенгальские, блин.
И тётя Женя навалилась на него всею спиною.
— Сейчас другое время, — сказал я, голос мой вырывался из меня словно программа «Время» из «Весны» — с помехами. — Справки могущественнее.
— Ну-ну, продемонстрируй, — довольно беззлобно сказал Гость.
— Э-э-э, — протянул я.
— Так и помолчи, — попросил Всадник.
Он хлопнул в ладони, и в тёти-Жениной комнате что-то стукнуло в ответ.
Второй хлопок в ладоши — и в руках его оказалась необычной формы гитара, я вспомнил Ормянскую…
— Время спеть пару псальмов, — объявил наш Гость и прокашлялся. — А то тишина у вас — гробовая какая-то. И ветра не слыхать… Я так понял — танцев не будет?
Тётя Зоня попыталась налить компота в стакан, но лишь разлила его по скатерти. Со второй попытки ей удалось, и она, цокая зубами о стекло, припала к узвару.
Струны издали длинную минорную трель, затрепыхавшись под пальцами гостя.
Гость запел, и в голосе его так странно прозвучали и флейта заката, и вся нежность вечера, и ужас перед той — самой яркой Звездой, чей восход он приветствовал.
Пришла святая ночь, страх устремился прочь От Божьего сиянья. Кто ныне здесь грядёт? Нам птицы пропоют, раскроют тайну Знанья. Тот ныне здесь грядёт, кто род людской спасёт. Откроет двери рая. И небо и земля возрадуйтесь, — гласят все ангелы святые. Есть с нами Божий Сын, Пресветлый Господин С Пречистою Марией. Пел первым Соловей: — О, Матерь матерей, Возрадуйся, Мария. Спаситель наш рождён. Любовь он нам несёт, И мрак греха развеет. А с ним и воробей Летит к вратам скорей: — Хвала, хвала Исусу Владетелю земли, небес и вод морских, Гонителю печали. Ликуйте, славьте Их. Радетелей людских — Заступницу и Спаса.