Случайный спутник

Беркман Эвелин

Медленно поднимаясь на ноги, она прикидывала: место глухое, пройдут годы, прежде чем кто-нибудь снова ступит под эти своды. Она может уйти, закрыв за собой запоры, оставив тела нетронутыми. Но тогда каменный склеп с его обитателями будет преследовать ее всю жизнь, днем и ночью! Нет, у нее нет сил жить с такой тайной. Легкого пути отсюда не существует. Придется сообщить в полицию.

Приняв решение, она лихорадочно взялась за дело, все еще поддерживаемая, руководимая какой-то внешней силой. Встав на колени перед Яковом, Марта подняла рубин, в первый и в последний раз ощутив в руке это крошечное исчадие ада. После двухсотлетнего заточения ему понадобилось меньше

часа, бы проявить свою сатанинскую силу: две смерти — достаточное тому подтверждение.

Снова спрятать его во тьму, где зло бессильно! Марта торопливо оглядела костюм Якова: на полах кафтана были низко сажены два кармана, прикрытые большими клапанами. В ближайший карман она сунула камень, поправила клапан и потом заставила себя сделать то, что оказалось менее неприятным, чем она боялась. В самом деле, она не почувствовала ничего, же отвращения. Так давно умерший, Яков потерял все свойства человеческого тела и весил не больше десяти-двенадцати фунтов. Она легко подняла его, вложила в разверстую дыру под мраморной крышкой и опустила руки, позволив телу упасть. Послышался легкий шорох, одновременно и мягкий, и ломкий; словно упал сухой лист, завернутый в шерсть.

Потом Марта взяла деревянный молоток и стала сбивать клинья так, чтобы они падали внутрь мраморной коробки, а не наружу. Осторожно и аккуратно она сбивала их, один за другим, и крышка опускалась равномерными толчками. Когда остался только один, она бросила в узкую щель гвозди и два лома, Этот последний клин никак не поддавался, будто назло ей. Она стучала по нему снова и снова с тупой настойчивостью отчаяния. Нельзя оставить и намека на то, что гробницу открывали, нельзя, нельзя… И вдруг клин поддался и влетел внутрь. Крышка жутко ухнула. Но никаких повреждений, которые бросились бы в глаза, не случилось, и оставалось молиться, чтобы одни только невнимательные взгляды останавливались на гробнице в грядущем. Вряд ли полиции придет в голову как-то связать историю принцессы с происшедшей трагедией. Разве что немецкие пинкертоны лучше, чем она думает, осведомлены о подробностях родной истории…

Из последних сил, руками и ногами, она сгребла мусор на прежнее место, за гробницу, чтобы скрыть под ним последнюю строку эпитафии. Может, это и пустая предосторожность, но все-таки…

Взяв фонарь и молоток, Марта шатаясь пошла к выходу и из последних сил преодолела ступеньки, оступаясь, торопясь, словно уходя от погони. И ни разу не обернулась туда, где темный силуэт принцессы в слабом свете почти уже унесенного фонаря с непобедимой грацией царил над двумя новыми молчаливыми сотоварищами.

Марта вышла в дождь и туман постаревшая, будто пронеслось много лет, а не сколько-то там часов. Сумрачное небо не позволяло и предположить времени суток.

Где-то недалеко от дворца она приостановилась и последним усилием бросила деревянный молоток — далеко, насколько могла, наугад, взглядом проследив его падение в зелень, как в глубокую воду.

Глава 20

— Будьте любезны, фройляйн, перечитайте ваше заявление и подпишите его. — Начальник вюрцбургской полиции подчеркнуто вежливо подал Марте несколько машинописных страниц.

— Просмотрите, мисс Хевенс, — вмешался полковник Грэхэм из консульства США, сидевший сбоку стола. — Просто подсмотрите, не тратьте время. Это формальность. — Он сочувственно смотрел на ее измученное лицо, бессильные пальцы. — Может быть, стакан воды?

— Благодарю вас, не стоит, — слабо улыбнулась Марта. «Мое полное имя Марта Донелсон Хевенс. Я гражданка США. Мне 28 лет. Постоянный адрес: 643У, 38-я

улица, однако квартира сдана в поднаем до октября следующего года. Я служу в Нью-Йоркском историческом музее. В Англии нахожусь по программе обмена музейными кадрами и работаю в Музее города Лондона под руководством сэра Фредерика Соунса.

В настоящее время нахожусь в двухнедельном отпуске. Приехала в Германию неделю назад с целью осмотра культурных ценностей и достопримечательностей. Делаю это по собственному побуждению и из профессионального интереса. Сегодня, сразу после полудня — точного времени указать не могу, — я осматривала дворцовую церковь в Рейнольдс-Тюрме, в частности, мемориал принцессы Шарлотты. Внезапно я услышала громкие голоса в церкви, потом двое мужчин спустились по лестнице в склеп, где в тот момент находилась я. Одного из них я никогда не встречала, другого узнала, так как он работал в том же музее, что и я, но, полагаю, на нерегулярной основе. Я немного с ним знакома. Его фамилия Дермотт. Он первым сошел по лестнице, за ним другой. Они ссорились, но я не знаю, по какому поводу. Ссора началась, видимо, раньше, я услышала только несколько слов. Повторить их в точности не могу. Все случилось так быстро, и когда я увидела, что они оба с револьверами, то слишком испугалась, чтобы вслушиваться. Потом раздался выстрел. Кто стрелял, я не видела, потому что потеряла сознание. Придя в себя, обнаружила, что лежу на полу. Оба мужчины тоже лежали, не двигаясь. Я немедленно выбежала из церкви, чтобы позвать на помощь, доехала до ближайшего телефона и позвонила в вюрцбургскую полицию. Больше мне нечего добавить к этому заявлению, написанному мной по собственной воле, без насилия и принуждения»

— Все верно. — Марта подняла глаза и взяла предложенную полицейским ручку.

— Итак, — важно произнес начальник полиции, постукивая ее заявлением по столу, — эта информация подтверждается полученными нами сведениями. — Он повернул голову, адресуясь к полковнику. — Молодой человек, Дермотт, действительно был застрелен стариком, чье имя Ставро, он, между прочим, с Кипра. Револьвер молодого не разряжен. В этом нет сомнений: в момент обследования они все еще держали в руках оружие, и положение рук было вполне естественным. Старший умер от инфаркта, вызванного, возможно, возбуждением. Это установлено полицейским врачом, который утверждает, что у того были все признаки острой сердечной недостаточности. Однако, — он нахмурился, — я не могу сказать, что полностью удовлетворен. Признавая, что фройляйн Хевенс рассказала нам все, что знает…

— Ну, разумеется, она рассказала вам все, — резко перебил полковник. Она американская туристка, которой настолько не повезло, что пришлось стать свидетельницей убийства. Вы же не собираетесь из-за этого заводить на нее дело? Позвольте напомнить вам, что такая реклама вряд ли привлечет в Германию американских туристов.

— Я собирался сказать, когда вы меня перебили, — ледяным тоном проговорил полицейский, — что мы продолжим наше расследование. Слишком много здесь необъясненного, а дело любопытное, очень…

— Возможно, — ответил полковник. — Но вопрос сейчас в том, имеет ли мисс Хевенс какое-нибудь отношение к этому делу. Если нет, зачем ее задерживать? Или вы подозреваете, что она каким-то образом замешана в убийстве?

— Нет-нет, — торопливо и в то же время неохотно сказал немец. — Я хочу только…

— Прикасалась ли мисс Хевенс к какому-нибудь из револьверов? — наступал полковник. — Есть ли доказательства, что она причастна к трагедии?

— Нет, — с еще большей неохотой признал полицейский. — Однако…