Служанка
Шрифт:
Хотя ответ мне был не нужен. По ее искреннему испугу я понял, что с отцом что-то случилось.
Влетев в родительскую спальню, я застал отца в скрюченном положении.
— Ник, пойди в гостевую спальню, — с трудом выдыхая слова, отец спешил уменьшить число свидетелей своей слабости. Тем более, Ника была не просто свидетелем — она была единственным человеком, перед которым он отчаянно боялся показать свою немощность и уязвимость.
И так уже, судя по обстановке, она видела многое из того, что, по мнению Барковского, было недопустимо. Крупные капли пота, выступившие на его упрямом лбу, всполохи боли в глазах и полная беспомощность. Очевидно, и трусы
— Тим, — прохрипел отец, после того, как Никотинка испуганно шмыгнула за дверь. — Сделай мне укол. Там, в нижнем ящике «Мовалис» и шприцы.
— Пап, я не могу в живого человека тыкать иголкой! Я не медбрат! Сейчас вызову «скорую». Может, таблетки?
— Ольга мне укол делала, а потом вызывала Данилыча, — простонал он.
— Какого Данилыча? Остеопата? Где твой телефон? Сейчас вызову! — я озираюсь по сторонам в поисках аппарата.
— У меня нет его номера. Твоя мать с ним контактировала. И вызывала, и расплачивалась, — морщась от нестерпимой боли, прохрипел отец.
И я чувствую себя последним поганцем, потому что в душе, как адский коктейль, смешались две искрящиеся и слепящие своей яркостью эмоции — острое сочувствие родному человеку и практически неконтролируемое злорадство.
Ясен пень, что приступ радикулита случился во время секс-родео, когда старик пытался отыграть роль молодого разгоряченного быка. Но, один неловкий поворот — и вместо быка — стонущий от боли мужичок не первой свежести с одряхлевшими ягодицами и выделяющимся животиком.
— Давай я маме позвоню, пусть вызовет этого Данилыча?! — предлагаю чисто для проформы, потому что знаю — гордыня — это фамильная черта Барковских.
— Ни в коем случае! — ожидаемо отказывается он.
— Пап, я помню, что твой остеопат быстренько ставил тебя на ноги. А так придется в клинику! — мягко, как с ребенком пытаюсь убедить его.
— Нет! — яростно воскликнул он и мучительно застонал от прострелившей боли.
— Нет, так нет! — успокоил я его и принялся рыться в ящике в поисках обезболивающего и одновременно гугля ближайшую платную клинику. И не мог удержаться, чтоб не кинуть очередную шпильку.
— И вообще, как тебя угораздило полезть с приставаниями к девчонке, которая загибалась от кишечных колик? — укоризненно, как ворчливая бабка, спрашиваю я. Хотя очень хочется еще и сказать, что молодые должны заниматься сексом с молодыми. Как и любить. Как в природе — львы с львицами, слоны со слонами, кролики с кроликами. И позорно трахать юное тело, когда из тебя самого песок сыплется. И что-то мне подсказывает, что природа за такие девиации просто мстит.
— Мы доктора вызывали, но к его приезду все прошло. Он осмотрел и предположил, что это реакция на смену противозачаточных, — превозмогая боль, Матвей Тимофеевич все же оправдывается, как школьник.
Понимая, что отцу госпитализации не избежать, нашел ему но-шпу, надеясь как — то купировать остроту приступа, и пошел звать Анюту. Все — таки женская голова способна удержать в себе больше мелочей. А мужская определенно заточена под глобальные вещи.
Никотинку я не хотел привлекать по двум причинам. Первая, не стоит показывать, что я считаю ее настолько близкой отцу, что доверю собрать необходимое. Вторая. Все-таки жаль отца, который в своем влюбленном мозгу переживает не за то, что может стать инвалидом, а за то, что предстает перед ней беспомощной рухлядью.
—
— Что случилось? — тут же откликнулась она, будто, как и я, не могла уснуть.
— Отца нужно срочно в клинику везти, приступ радикулита. Помоги, пожалуйста, собрать вещи.
— Одну минуту, только оденусь! А вы пока найдите сумку!
Она и, правда, долго не собиралась, но ее выход меня неприятно удивил. Вернее, разозлил.
Очевидно, думая, что я ушел, Анна появилась из комнаты с телефоном в руках. Она ловко тыкала пальчиками в экран — не иначе, как с кем-то оживленно переписывалась. Натолкнувшись на меня, она испугалась, отчего неприятное чувство, доселе мне незнакомое, но по рассказам «пострадавших», очень похожее на ревность, заскребло в душе.
Я, как павлин, распустил хвост, веду ее в театр, обращаюсь с ней, как с леди, а она какому-то конюху ночами любовные смс-ки пишет.
Боюсь, слово «заскребло» — не совсем правильное. Укололо, сильно, горячо, больно! Как бык с раздувающимися ноздрями, я зыркнул на нее и получил косвенное подтверждение своим подозрениям.
Она смутилась и быстро спрятала телефон в карман, будто боясь, что я потребую показать. И лишь немного отойдя, продолжила диалог.
— В частную клинику брать ничего не нужно. Там все есть: и пижама, и тапочки, и средства личной гигиены. Кровать с пультом от телевизора. Единственное, что, может, нужно взять — это ноутбук, — бойко отрапортовала она.
— А сумку зачем тогда брать? — все еще пережевывая свою ревность, задаю вопрос по существу.
— Ноутбук положить! Вы врача вызвали? Я пойду встречу. Они не заставляют себя долго ждать, — очевидно, поняв по выражению лица, что я не в духе, она мышкой проскользнула у меня под мышкой и побежала к воротам.
Глава 21
И. действительно. Не прошло и двадцати минут, как супервежливая бригада уже обихаживала отца. Уколы, измерение давления, ласковые успокоительные слова. Мгновенное оформление истории болезни. Словом, не медики, а ангелы. Я помог папеньку облачить в домашний костюм и уложить на жесткие носилки.
— Мне с тобой поехать, пап?
Черт! Никогда не задумывался, что родители могут вдруг стать беспомощными, слабыми, нуждающимися в опеке. И вот недавно с матерью прошелся по ее кругам ада, теперь отец. Сердце сдавило так, что впору просить у эскулапов какую-нибудь таблетку.
Не успел отец ответить, как доктор его опередил.
— Не нужно ехать, сейчас вашему папе поставят лечебную блокаду, и он будет спать. Утром можете приехать.
К моему удовольствию, Никотинка стояла рядом и не раскрывала рта. Было видно, что она напугана и растеряна. Надо отдать должное профессионализму врачей — никто на нее и не взглянул, озадачившись вопросом — что юная леди делает в спальне очень взрослого мужчины и не смеет слова сказать — дочь суетилась бы.
Провожая отца до машины, я думал, что сейчас надерусь, как свинья, потому что эмоции безжалостно хлестали по оголенным нервам.
— Сын, — вырвал меня из моего раздрая Матвей Тимофеевич. Сказал негромко, чтоб не привлекать внимания врачей. — Позаботься о Веронике. Я на тебя могу положиться?
И тут же перевел взгляд на Никотинку, трясущуюся то ли от озноба, то ли от нервов.
— Ника, детка. Слушайся Тимофея.
Я чуть не хрюкнул. Я значит, остаюсь за старшего, а этот хлипкое создание, еще недавно самоуверенно вертевшее своей собакой у меня перед носом, на моем попечении? А он прямо как удочерил ее?!