Служанка
Шрифт:
— Ольга Васильевна, а как вы собираетесь вернуть мужа, если пребываете в состоянии брошенки и распустехи? Мужики делают стойку на тех женщин, которые уверены в себе, подтянуты, ухожены, которые довольны собой. Сейчас загоришь, приведешь себя в порядок, и тогда я ненароком покажу твою фотографию папеньке. Уверен, он не останется равнодушен.
— С чего бы это? — осторожно, будто боясь поверить во что-то радостное, задает вопрос.
— А с того, что я уверен, что у Матвея Тимофеевича сейчас происходит переоценка ценностей. Его радикулит скрутил, и ночью отвезли в больницу.
— Матвея?! — словно стряхнув труху
Я в красках представил, какой энергией засверкали глаза мамы. Все, что было связано с заботой о Матюше, было первостепенно. Она тут же забыла, что она брошенка, и что так ему и надо, потому что режим спасателя включался в ней автоматически.
— Стоять!!! Вы, Ольга Васильевна, сейчас отдыхаете на Кипре и ни о чем не знаете. Пусть папенька помучается, поностальгирует и сравнит. А я тебя уверяю. Самый сильный мужик, сколько бы ему ни было лет и как бы он ни отрицал, в душе, как ребенок, радуется заботе. Особенно во время болезни. А самый вежливый и профессиональный уход не заменит заботу близких, перед которыми не нужно держать лицо.
— Тима, но это же жестоко! Мы имеем возможность облегчить его страдания и не даем, — мамуля окончательно растерялась. Все ее ценности сейчас становились с ног на голову.
— Мам, у нас будет шоковая терапия. А если ты сейчас примчишься с Данилычем, он еще чего доброго возомнит, что можно и с тобой отношения наладить, и Никотинку не выгонять. Нет уж!! Ты отдыхаешь, он страдает и злится, что не может у тебя попросить помощи. Поверь, то, что легко дается, обычно дешево ценится. И наоборот. Сейчас я закажу билет, и будь готова.
Глава 22
Все. Одну сторону подготовил. Теперь нужно приниматься за вторую. Поеду топтаться по мозоли любимого папочки.
Для приличия заскакиваю в «Азбуку вкуса» за соком и фруктами — экзотами и, уже шагая по довольно уютному холлу, продумываю все мелкие крючочки своего коварного плана.
— Привет, пап, — имитирую объятия, прижавшись к его груди и похлопывая по плечу. Очевидно, обезболивающие сделали свое дело, потому что гримасы страдания на лицеродителя уже не было. — И сколько ты здесь собираешься валяться?
— Да приходится валяться, доктор прописал строжайший постельный режим. Неделя минимум, потом чуть ли не под расписку о домашнем лечении, — тень злости мелькает на лице папеньки. И непонятно, злится он на кого.
— Ну терпи. Потом наймем медсестричку, будет тебе массаж делать и уколы колоть. Жаль, что Вероника не может за тобой ухаживать. Она такая ранимая. Ты не представляешь, как она испугалась! Она подумала, что ты можешь стать инвалидом из-за ваших постельных скачек. Так что, думаю, тебе нужно беречь и ее нервы, и себя. Иначе сам понимаешь. Может, все-таки позвоним маме? Надо бы Данилыча пригласить, — не унимаюсь я.
— Тимофей! — повысил голос мой раненый старый лев. — Я же сказал. Не буду унижаться!
— Если ты боишься, что она сорвется и сама приедет вместе с Данилычем, то зря. Я ее на Кипр отправил. Ей нужно развеяться. Здоровье подправить, почувствовать себя женщиной. У меня в «Лорене» и анимация есть, и контингент —
Папенька вспыхнул, но состава преступления в моей речи не нашел, только раздраженно засопел.
— Я, конечно, буду помогать, но ей принадлежит по праву половина вашего имущества, если ты не забыл. Я тебя хоть и люблю, но матери не дам совершить широкий жест и отказаться от всего. И тебе не дам схитрить. Ты же знаешь, я юридическое образование получил не за сало, поэтому любую твою хитрость оберну против тебя. И хочешь разводиться — разводись, но подумай. Что ты предложишь молодой жене? Радикулит и гипертонию? И полцарства в придачу? А у нее аппетит будь здоров. И в плане секса, я думаю, тоже. Такие, как она, загораются, как спички. Ты потянешь?
Я говорил намеренно жестко, не делая скидки на больничную койку. Матери намного хуже. Но поскольку отец явно болен на две головы, значит надо лечить. А лечение мало когда бывает приятным. И мой Матвей Тимофеевич еще больше помрачнел.
— Я еще не думал о разводе. Это все неприятно.
— Ну, теперь у тебя время появилось, подумай. И главное выздоравливай. И я бы на твоем месте все-таки обратился к своему костоправу. Со здоровьем шутки плохи. Звони, если что-то понадобится.
На душе у меня черти плясали «Танец с саблями». Еще недавно я и помыслить не мог, чтобы с Барковским разговаривать в таком тоне. Но он понимает, что я кругом прав, поэтому только играет желваками и мечет молнии взглядами. А теперь еще пусть и поревнует. Даже свою брошенную жену мужики все равно расценивают как свою собственность. А тут Ольга Васильевна в окружении обеспеченных иностранцев, которые слюни пускают от русских женщин.
Полностью удовлетворенный результатом трехсторонних переговоров, я вернулся домой. Где неожиданно пришлось продолжить дипломатическую деятельность.
Как тень отца Гамлета Никотинка встретила меня на лестнице. Все в том же халатике, босиком, очевидно, вживаясь по новой в роль сиротки. Глаза грустные, как у побитой собаки.
— Тим, как там папа? — с дрожью в голосе спрашивает и при этом будто невзначай облизывает губы. — Я очень переживаю за него.
— Ник, я просил тебя не называть его папой?! Это мой отец! — может ведь выбесить! Вселенскую скорбь изображает.
— Не кричи на меня, я и так не нахожу себе места! — всхлипнул ангелочек и уткнулся носом мне в грудь. При этом она еще и обхватила меня за талию. А надо сказать, я не ношу бронежилет, который защитил бы от жарких прикосновений. Хлопок на мне и тонкий шелк на ней не могут служить преградой, и я чувствую, как ее грудь трется о мою, рождая самые грязные помыслы и однозначные реакции. Мое тело все еще заточено на таких статуэток. И черт! Ее пара всхлипываний и легкие движения пальчиков у меня по спине рвут мне крышу, перед глазами, чуть ли не затмевая их пеленой похоти, проносятся все ее призывные «собаки», пухлые губы, стремящиеся к букве «О». И это добавляет стойкости совсем не мне, а моему уже изрядно изголодавшемуся члену.