Смерч над Багдадом
Шрифт:
Голова шла кругом, он знал, что не заснет. Налил себе виски, растянулся на койке, подсунув под голову подушку, уставился на усеянный каплями воды иллюминатор.
Вот наконец и настал критический поворотный момент.
Словно вся жизнь, начиная с детства в Дерри, подводила его к этому случаю. К этой судьбе. Он вырос в католической семье, усваивая традиции и истории о бесчинствах англичан и несправедливости оккупации, которые передавались из поколения в поколение. Он слушал речи родителей, дедов и дядей частенько без должной почтительности, но всегда с чувством гордости, пробуждавшим первые вспышки гнева и возмущения. Но как у любого другого
Способный к наукам юноша поступил в технический колледж, где формировались его общественные убеждения и где, вдохновленный такими вождями, как Маркс, Троцкий, Мао Цзэдун, он вместе с другими студентами 1967 года увлекся историей борьбы народов мира против угнетения.
Когда ему стукнуло двадцать два, в Ольстер вошли первые британские войска, чтобы защитить католическое меньшинство от протестантов в их вечной сектантской вражде. Через несколько месяцев правда вышла наружу — это была армия оккупантов. Он понял это, и зревшая с детства тайная ненависть закипела и выплеснулась через край.
Вместе со многими сверстниками он встал под трехцветный флаг и записался в местный батальон Временного совета ИРА. Но скоро почувствовал себя обманутым. Стал замечать промахи и ошибки лидеров Движения. Он знал науку и теорию борьбы, руководители Совета ее явно не знали. Отходя понемногу в сторону, он даже на несколько лет уехал в Англию, чтобы не участвовать в заведомо провальных операциях. Пока не настал нужный момент.
Он правильно выбрал время. К середине семидесятых годов британская армейская разведка наводнила ряды ИРА осведомителями и шпионами, и перед крестными отцами встала необходимость реформ и создания новой сети ячеек. Только тогда Мойлан вернулся в провинцию, убежденный, что теперь Движение отчаянно нуждается в его интеллекте и знаниях, в мыслителе и разработчике планов, который владеет всеми способами проведения кампаний террора и, главное, умеет выигрывать. Кругом полно неграмотных деревенских парней и молодчиков из городских гетто, готовых подставлять лбы. Тюрьма в Мейзе или пуля в затылок в ночной стычке не для Кона Мойлана.
Он быстро взбирался по иерархической лестнице, принимая участие только в тех акциях, которые до мельчайших деталей планировал сам, уверенный в успехе и возможности безопасно скрыться. Он стал известен как Фокусник, завоевал мрачную славу среди соратников и навлек на себя гнев противников, осуждавших его за самонадеянность и упорно отрицавших, что он обгоняет и переигрывает их на каждом шагу. Всегда оказывается прав.
Осушив стакан, Мойлан налил еще.
«Всегда прав», — насмешливо повторил он. Это вывело его на верхушку организации. Может быть, его ненавидели, но доверяли и уважали. Настолько, что передали капитал Совета, — «почти весь», — усмехнулся он, — для легальных инвестиций в строительный бизнес. И снова он преуспел, на этот раз в отмывке денег и обеспечении крупных дивидендов.
Но, несмотря на все победы, он не добился одного. Самого главного. Власти. Власти, которая дает право поступать по-своему.
Да, он всегда оказывался прав, но Совет ИРА его пока что не слушался. Пока что
Воображение тупых масс захватывает, когда ты бомбежкой расчищаешь себе дорогу. Когда простые мужчины и женщины ежедневно испытывают смертельный страх.
Георгос, или как там его, хорошо понимает это.
Как он сказал? «Мы будем договариваться с любой профессиональной террористической группировкой, располагающей соответствующими возможностями».
С группировкой. Грек тщательно, очень тщательно выбирает слова. Нарочно закинул удочку? Группировка — небольшой коллектив. Георгос бросал приманку, отлично зная, какую рыбку хочет поймать.
Теперь Мойлан все понял. Грек с самого начала был убежден, что Совет ИРА отвергнет его предложение. Знал, что должен поймать бесстрашного и тщеславного одиночку, который захочет и решится осуществить этот чудовищный план.
Отсюда проверка — приказ убить незнакомого человека на афинской улице.
Два миллиарда долларов.
За два миллиарда долларов Георгос поймает свою рыбку, а Саддам Хусейн выиграет свою войну.
Мойлан вдруг сел и взглянул на свое отражение в зеркале.
За два миллиарда долларов Фокусник умоет стариков из Совета и дальше пойдет один — вождь новой, могучей и компактной, несказанно богатой группы, которая поведет террористическую войну против британцев, о чем он всегда мечтал. Абсолютная власть будет в его руках.
Он поднял стакан перед смутным зеркальным отражением.
— Георгос, мы, кажется, договорились.
Глава 14
— Так вы пишете книгу об истории Ливерпуля? — восхищенно спросил Дэвид Синклер. Он всегда лелеял мечту писать сам, но как-то увяз в службах социального обеспечения, в данный момент в организации доктора Барнардо. — Я и не думал, что на рынке на них есть еще спрос. Столько уже написано!
Дэнни Гроган допивал предложенную при встрече чашечку кофе, сидя в современном офисе на Чайлдуолл. Здесь, внутри, было тепло и красиво, на стенах висели рождественские плакаты, там, снаружи, — сыро и холодно, в оконные стекла барабанил бесконечный дождь.
— Но я-то пишу не о городе, а о людях. Нельзя не упомянуть про Барнардо, правда?
— У нас теперь все изменилось. Живут только несколько ребят. В основном подростки со всевозможными отклонениями в поведении, с физическими или умственными недостатками, — пояснил Синклер. — Знаете, время другое. Быть матерью-одиночкой не позорно, и социальные службы работают намного эффективней.
— А раньше? — спросил Гроган.
— Раньше было несколько отделений, и в каждом по сорок, по пятьдесят детей. В Ливерпуле, Саутпорте, Литэме и Уирреле. Вам бы надо наведаться на Александр-Драйв или Эгберт-роуд. Там сейчас частные лечебницы, но вы почувствуете атмосферу, схватите колорит.
— Наверное, я так и сделаю. Знаете, у меня есть приятель, который жил в одном из ваших домов.
— Да что вы?
— Его родители погибли в автомобильной катастрофе в шестьдесят первом. Кошмарный случай. По общему мнению, достойнейшее ирландское семейство.