Смерч над Багдадом
Шрифт:
— Католики?
— Конечно.
— Обычно ирландских детей-католиков отправляют в Наджент — так называют ливерпульскую католическую службу социальной защиты. — Он на минутку задумался. — Но после автомобильной катастрофы полиция могла привезти его прямо к нам. Бывали такие случаи.
— У вас не осталось о нем никаких сведений? Ему было бы любопытно узнать.
— Боюсь, за этим придется обращаться в Лондон. — И он, словно что-то припомнив, спросил: — Как его зовут? Только не говорите мне, что еще один наш воспитанник
Гроган ухмыльнулся.
— К сожалению, Патрик О’Рейли не писатель.
Это имя поразило Синклера как удар грома. Всего пару недель назад был странный звонок из Лондона, его предупредили, что полиция интересуется всеми, кто будет расспрашивать о бывшем воспитаннике О’Рейли.
— Я бы очень хотел помочь, — забормотал он, промокая салфеткой расплескавшийся кофе, — но сейчас страшно загружен работой — вы понимаете, Рождество на носу…
Ирландец не мог не заметить, как резко изменился тон его собеседника.
— Понимаю, конечно. Но может, найдется кто-нибудь, кто его помнит? Какая-нибудь медсестра, воспитательница на пенсии? Весьма пригодилось бы для колорита и фона в моей книге.
Синклер встал.
— Из тех, кто работал в шестьдесят первом году? К сожалению, нет. Они все давно ушли. Вам действительно лучше обратиться к директору нашего офиса в Лондоне. Извините.
Гроган понял намек и поплелся за служащим к двери.
В глубоких раздумьях он направлялся к центру города. Какого черта тот тип из Барнардо сразу свернул разговор, почти сразу, как только услышал настоящее имя Эвери? Или у него разыгрывается воображение?
Оставив машину за углом отеля «Фезерс», он поднялся в свой крошечный номер на верхнем этаже, вытащил из сумки бутылку «Бушмиллс», плеснул виски в пластмассовый стаканчик для чистки зубов, опустился на кровать и уставился на телефонный аппарат.
Что дальше?
Что еще остается проверить? Со временем до него дошло, что осталось не так уж много. Он подумал, что с момента гибели родителей в шестьдесят первом Эвери провел большую часть своей жизни то в одном, то в другом государственном заведении. Приют Барнардо, армия, тюрьма лет на десять. Кроме официальных сведений, проверять почти нечего.
Тюрьма. Это мысль.
Он заглянул в записную книжку и набрал номер коммутатора Сент-Элен. Ответил мужской голос, явно пьяный, хотя еще не перевалило за полдень.
— Майкл, старый бездельник, это Дэнни Гроган, за помощью.
Майкл легонько икнул и сказал:
— Рад тебя слышать, Дэнни. Помогу с удовольствием, только поторопись. В начале января я должен предстать перед судом, значит, потом исчезну на время.
— Встретимся сегодня вечером. Скажем, часов в шесть в Биг-Хаус?
— Ладно, до встречи. Устроим ночку.
Гроган повесил трубку, разулыбавшись в предвкушении славного вечера в городе, и, хорошо зная, что завтра окажется
Просмотрев записи Маргарет О’Мелли, поставил птичку около имени Дон Мерривезер, скупщик металлолома в Бутле, где Эвери работал после увольнения из армии.
Он нашел двор старьевщика на жалкой задней улочке возле дока Гладстон. Дождь, не стихавший целую неделю, превратился в занудный моросящий туман, из которого выступала, навевая тоску и уныние, высоченная груда ржавых останков. Хозяин обрел пристанище в древнем разборном павильоне, который давно пора было снести.
Когда появился Гроган, Мерривезер оторвался от раскрытого перед ним на столе женского журнала и встал — крупный, солидный, с крепкими мускулами, начинавшими заплывать жиром, и заметно вырисовывающимся под старым серым свитером брюшком.
— Слушаю вас? — сказал он не слишком любезным тоном. Серые глаза на румяном цветущем лице глядели с вошедшей в привычку подозрительностью.
— Не могли бы вы мне помочь? — вежливо начал Гроган. — Я собираюсь взять на службу человека, который когда-то работал у вас. Дело в том, что ему придется заполнить кое-какие анкеты.
Мерривезер хмыкнул.
— Кому ж не приходится в этом городе, полном жуликов?
— Я думал, вы можете дать рекомендации.
— Если бы вы сперва позвонили, сэкономили бы на дороге. Я не даю рекомендаций.
— Тогда просто ваше мнение, — настаивал Гроган. — Это важно и для него, и для меня.
Старьевщик молча смотрел на него несколько секунд, потом сердито ответил:
— Я не даю рекомендаций, потому что никого не нанимаю. Только в самых крайних и редких случаях.
Гроган сообразил.
— Я не из налоговой инспекции и не из социального обеспечения. Мне нужно только ваше мнение.
Мерривезер неохотно захлопнул журнал.
— Как его имя?
— Макс Эвери.
Мерривезер даже глазом не моргнул; если это имя что-то ему говорило, о том можно было догадаться лишь по мгновенно и неприметно дрогнувшей нижней губе.
— А, вот кто.
— Он говорит, что работал на вас — простите, с вами, — когда ушел из армии, в семьдесят третьем году.
Старьевщик издал нечто вроде смешка.
— Я почти и не видел этого мошенника. Он действительно тут работал, слинял лет десять назад. Потом главным образом отбывал срок, пока не съехал на юг Лондона. — Он на минутку задумался. — По-моему, в восемьдесят третьем. Божился, что начинает честную жизнь. Вроде бы шанс получил.
— А как он себя вел?
Мерривезер пожал плечами.
— Держался сам по себе. Насколько я знаю, дружков почти не имел. Я его подобрал, когда он только вышел из тюряги. Бывшему вору трудно приходится. Он меня никогда не обманывал, да и не смог бы, если бы захотел.