Смерч над Багдадом
Шрифт:
— Я и подумал, может, отправить ваших людей в Афины навести порядок? — Он изо всех сил пытался улыбнуться. — Посмотреть, что можно сделать.
— В самом начале, Ральф, вы ясно сказали, что Европа не в моей юрисдикции, — напомнила Кларисса.
— Что бы ни было сказано и сделано, — парировал Лавендер, — Макс — ваш человек. Вам известен его стиль работы. Поймите, война скоро начнется, уже начинается. Мы не можем сидеть и ждать. Я счел бы это вашим вкладом в борьбу с терроризмом. Я говорил с генеральным директором, он просто счастлив, что вашим людям выпадает
«Еще бы», — подумала Кларисса. И Лавендер, и Интеллидженс сервис просто счастливы заполучить кредит доверия, когда речь идет о блестящей новой идее, но с возникновением первых же трудностей все сваливается на ее голову.
Она оглянулась на Фрэнкса.
— А вы что думаете, Уиллард? В конце концов, Лу Корриган — ваш человек.
— Черт побери, — буркнул американец, явно чувствующий себя неловко. — Видите ли, Клэрри, мы, собственно, считаем, что раз эта акция в принципе направлена против британских политиков, основные решения должны приниматься в Лондоне. На самом деле, участники операции добились контакта с иракцами, так что нашему президенту, по-моему, особенно беспокоиться не о чем, по крайней мере, в этом отношении все идет по плану. — Он экспансивно взмахнул руками. — Мы страшно рады, что вы ухватились за ниточку, и, разумеется, не собираемся отзывать Корригана.
— Надеюсь, — мрачно пробормотала Кларисса.
Лавендер поднялся на ноги.
— Ну, еще раз спасибо за сотрудничество, простите, что я принес вам плохие вести в такой неурочный час. Держите меня в курсе дел. Надеюсь, обдумав мое предложение, вы согласитесь.
Она бы, конечно, не согласилась, но все-таки ощутила хоть какое-то удовлетворение оттого, что ее снова позвали на помощь, когда дело запахло жареным. Сознавая вину перед Максом, впутавшимся в эту историю по ее просьбе, она призналась себе, что с радостью ждет новой нелегкой работы.
Как только Лавендер и Фрэнкс ушли, Кларисса набрала номер домашнего телефона Джона Нэша и принялась объяснять ситуацию.
— Я бы хотела, чтоб вы сейчас отправились к нам в офис и оформили мне билет на утренний рейс в Афины, — заключила она.
— Но ведь это я веду Макса, мэм, — неуверенно заметил Нэш. — Вы в самом деле считаете, что ехать должен руководитель отдела?
— Нет, не считаю. — Выпустив роскошное кольцо дыма, она наблюдала, как оно плывет к потолку. — Только я все равно поеду.
В течение следующих трех дней яхта курсировала по Эгейскому морю, а Кон Мойлан проводил время в конфиденциальных беседах с человеком, которого называли Георгосом.
Эти три дня тяжело дались Эвери с Корриганом, которые не знали, о чем идет речь в этих беседах, и не имели возможности посовещаться друг с другом, не без оснований полагая, что каюты прослушиваются.
Эвери утешался лишь тем, что Мегги быстро оправлялась после операции и уже могла сидеть в кровати. Он только однажды мимоходом столкнулся с хирургом, симпатичным самоуверенным иракцем, которого искренне тронуло восхищение Эвери его мастерской работой со страшной раной.
— Разумеется, милой леди
Мегги почти постоянно пребывала в подавленном, мрачном настроении, чего, конечно, и следовало ожидать после всего, что с ней приключилось. Эвери догадывался, что гибель полицейского мучит ее сильнее, чем собственная рана, но говорить об этом она отказывалась.
— Оставь меня, Макс, уйди, — просила она каждый раз, когда он пытался утешить ее.
На третий день ранним вечером ему представился случай застать Корригана одного на кормовой палубе. Американец курил сигару, облокотившись на поручень и глядя на закат солнца, которое наконец пробилось сквозь плотную пелену дождевых облаков, окрашивая море и небо в одинаковый кроваво-красный цвет.
Впервые в пределах слышимости не оказалось никого из иракской команды.
— Как настроение Мегги? — спросил Корриган.
— Плохо, — ответил Эвери, тоже подходя к поручням. — По-моему, она считает меня виноватым во всем.
— Пожалуй, она права. Это ведь ты привез ее в Афины.
— Знаю, — сердито буркнул Эвери, но одернул себя — Корриган тут ни при чем. — Все равно спасибо, что ты тогда вызвался, это было нелегкое решение.
Корриган равнодушно отнесся к изъявлениям благодарности, и в его глазах не отразилось ровно ничего.
— Я много лет занимался этим. Убивал незнакомых людей. Верил, что мои начальники знают, что делают. Прекрасно понимая, что в половине случаев они ни черта не знают. Просто старался не думать.
— Если бы Кон не вмешался, София позволила бы тебе это сделать.
Корриган покосился на него.
— Что между этим парнем и Мегги?
— Не знаю, Лу, и знать не хочу. Она только сказала, что когда-то они были связаны. Больше не стала ничего объяснять.
— Мне кажется, ему это все страшно нравится. А она боится его до чертиков.
Эвери кивнул, не сводя глаз с горизонта.
— Думаю, что не без веских причин.
В этот момент в дверях салона возник радостный и довольный Мойлан.
— Приятно для разнообразия подышать свежим воздухом! Вы любите запах моря?
— Что за интриги вы там плетете с Георгосом? — сказал Корриган. — Сегодня вас снова весь день не видно.
Мойлан смотрел, как садится солнце, и рассеянно пояснил:
— Мы должны многое обсудить.
— Я считал, только сумму. С нашей стороны все в порядке.
Ирландец повернулся к нему.
— Ах, вот так вы считали, Лу? Как интересно! Только, надеюсь, вы помните, что этот спектакль ставлю я, а не вы.
Корриган поднял руки.
— Ладно, Кон, сдаюсь. Я просто полюбопытствовал.
— Не любопытствуйте. Это вредно для здоровья. Получается, что наша помощь нужна иракцам гораздо больше, чем я думал.
— Что они затевают? — спросил Эвери.
Мойлан холодно посмотрел на него.
— К вам относится то же самое, Макс. Георгос настаивает на абсолютной секретности, и я с ним согласен. Всеми своими успехами он обязан тому, что держит язык за зубами.