Смерть или слава
Шрифт:
В редкие минуты затишья доносился далекий басовитый шелест – в Новосаратове тоже стреляли вовсю.
Вторая волна инопланетной атаки захлебнулась, и откатилась; над полем космодрома вновь прошли транспортные корабли чужих, подобрали неприкаянно бродившие по открытому пространству танки и убрались в зенит.
Зислис стал испытывать даже что-то вроде презрения к противнику: неужели до сих пор чужие воевали только с беспомощными гражданскими? Неужели никто доселе не решался дать им решительный отпор? Даже тот факт, что инопланетяне ни разу толком не выстрелили, как-то незаметно отошел
Потом, не особо скрываясь, пришли сержант Ханин с рыжим рядовым, принесли свежие батареи к бластам, пакеты с сухим пайком и шестилитровый походный термос с горячим кофе – Фломастер продолжал удивлять Зислиса. Парализованного часового Ханин унес в здание. Спустя минут десять со стороны Манифеста явилось десятка полтора взъерошенных ребят с ручными бластами – у них истощились батареи. Тут же словно бы из ниоткуда возник Фломастер, переговорил с ребятами, каким-то образом выделил из них старшего, и послал одного из рядовых оживлять зарядные установки. Свежих батарей к мощным патрульным бластам в оружейке оставалось еще предостаточно, но к ручным бластам парашютистов они не подходили. Заодно выяснилось, что среди парашютистов есть двое врачей – они сразу занялись парализованными. Но помочь им ничем не смогли – чужие непонятным способом затормозили часть нервных процессов; ничто не угрожало жизни раненых, но и вывести их из нервного ступора врачи не сумели.
В общем, ополчения прибыло, и Зислис с Веригиным перестали себя ощущать белыми воронами. Кое-кого из парашютистов Зислис даже знал – Макса Клочкова, Костю Зябликова, Луиша Боаморте. Луиша большинство волжан считало американером, как и всякого нерусского, но Зислис точно знал, что сам Боаморте называет себя португалом. Впрочем, Зислис тоже был не вполне русским – фамилия и часть крови его происходили из земной Прибалтики.
Удачное отражение первых атак здорово укрепило боевой дух патрульных и их добровольных помощников, но неподвижно висящая над космодромом громада потихоньку сводила хорошее настроение на нет. Каждый понимал – первые ошибки чужих объясняются обычными просчетами в планировании. Существа, способные строить и удерживать в небе такие громады, конечно же, найдут управу на дерзких дикарей. Но все равно сдаваться без боя никто не желал.
Над городом тоже висел блин инопланетного крейсера, и вскоре стало известно, что десант чужаков в Новосаратов захлебнулся почти так же быстро, как и десант на космодром. Практически все мужчины-волжане всегда имели при себе бласты и прекрасно стреляли. Неудивительно, что на время позабылись старые распри и народ мгновенно организовался против общего врага.
Маленькая и разобщенная Волга вдруг обратилась на редкость твердым орешком и публика наверху сейчас явно гадала как бы посподручней его разгрызть.
18. Павел Суваев, ранее – оператор станции планетного наблюдения, Homo, планета Волга.
Впервые в жизни Суваев ощутил пользу от детского увлечения чужими. Реальную пользу.
Он узнавал корабли, которые сыпались на Новосаратов, как крупа
Суваев наверняка знал: крейсер, что висит в зените и застит небо – крейсер азанни.
Дедовская чудо-база не лгала. Все, что он помнил, совпадало с действительностью до мельчайших подробностей. А помнил Суваев почти все, потому что других увлечений у него в детстве не сложилось, да и теперь он часто проводил время за домашним компом, на который, конечно же, перекочевала дедовская база в процессе последнего апгрейда, и с удовольствием следил за изменениями в базе. За прогрессом чужой техники.
Начало десанта застало его в собственной квартире – Светка с дочерью сидели в детской тише воды, а сам Суваев только что переговорил с Зислисом и Веригиным, которые с упорством фанатиков блюли пост на станции. Суваев только-только успел вытащить бласт из ящика стола и рассовать по карманам пяток заряженных батарей.
На улице закричали. Это не был крик боли или страха – скорее наоборот, голос полнился негодованием и решимостью кинуться в драку. Спустя секунду крик обратился в слаженный рев нескольких десятков глоток.
Суваев прошел к окну – внизу, у входа в вестибюль первого этажа, собралась толпа, человек сорок. Почти исключительно – мужчины. И практически все вооруженные. Все, задрав головы, глядели вверх, многие указывали в небо пальцами или стволами бластов.
В тот же миг позвонили в дверь; Суваев осторожно приблизился.
– Кто? – спросил он, игнорируя следящую электронику. Послышался голос соседа, которого Суваев едва знал.
– Эй, мужик! – прохрипел сосед из-за двери. – Мы тут комитет по встрече организовали… Если у тебя не компот в штанах, выходи, поможешь.
– Иду! – сказал Суваев коротко. – Сейчас!
Он обернулся – так и есть, Светка с малышкой на руках стояла на пороге детской. Глаза у нее были совершенно белые.
– Из дома – ни шагу! – сказал Суваев негромко. – Что бы не случилось. Я обязательно вернусь. Слышишь? Обязательно.
Жена поспешно кивнула. Как всегда.
И Суваев вышел в вестибюль. Здесь стояло человек пять, все жильцы этого же дома. Хрипатый сосед, углядев в руках Суваева бласт, одобрительно крякнул.
– Ну, вот, я же говорил! – обернулся он к спутникам. – Это наш мужик, не тряпка какая-нибудь. Пошли, еще шестой уровень потрясем…
Суваев вместе со всеми поднялся уровнем выше, где к группе присоединились еще двое взрослых с бластами и безусый юнец со взглядом сумасшедшего и тяжеленным турельным сактометом времен покорения Фалагост. Эту махину юнец приподнимал с трудом, а хрипатый снова разразился речью, суть которой сводилась к «Я же говорил…» и всему такому прочему. Суваев с тревогой вслушивался в наружные звуки.
Потом они спустились и оказались во дворе; Суваев сразу узрел шастающие над городом малые разведдиски шат-тсуров и подумал, что защитное поле крейсер, пожалуй, снял.