Смерть на выбор

Баконина Марианна Станиславовна

— Все, поехали, вот теперь надо спешить.

Хусейн уселся на водительское место, Максим устроился с ним рядом. Девушка почувствовала себя заброшенной и забытой — раньше они с журналистом ехали на заднем сиденье вместе. Спелись. Одиночество тяготило. Как с ним справиться, Нина пока не придумала.

Довольно скоро они выбрались на шоссе.

Хусейн машину не жалел. Они неслись как угорелые по пустынному шоссе. Куда? Зачем?

Девушка внимательно вглядывалась в указатели. Вроде бы шоссе Бухара — Самарканд. Дорога, по которой они с Максимом беззаботно ехали в Бухару почти неделю

назад. Шоссе, где прозвенел первый звонок как предупреждение о грядущих злоключениях.

— Максим, — девушка решила нанести удар по самому слабому звену неожиданного тандема, — Максим, помнишь, здесь разбили твою камеру.

— Да, сволочи. — И все. Это разговорчивый репортер!

— А куда мы едем? — Теперь она спрашивала обоих. В ответ — тишина. И мотор гудит, как у самолета. Тягостное одиночество превратилось в обидное. Почему они ее отстранили? Девушка не выдержала:

— Если бы видели себя со стороны, вы бы поняли, насколько оба противны, даже отвратительны. Играете в мадридские тайны, корчите из себя крутых мужчин. Хусейн, может быть, не без оснований, но ты — на пустом месте. Даже глупый еж в лесу догадался бы, что в этом мешке, который вы с такими предосторожностями погрузили в багажник, — это пресловутый клад бекташи. Клад, который ты искал с маниакальным упорством, кстати, кроме упорства и тщеславия, в тебе и нет ничего, и который Хусейн решил прикарманить. Потому-то он и сбежал от шейха. А ведь, наверное, клятву верности ордена дрожащим от волнения голосом читал!

Нина говорила долго и громко. Штрихи, детали, почти не замечаемые раньше, помогли нарисовать яркую, не очень приглядную, но все объясняющую картину.

— Я приносил клятву, но знал, что ее нарушу. И клад здесь ни при чем, — холодно перебил девушку Хусейн. — И если мы решили что-то от тебя скрыть, это вовсе не означает, что мы тебе не доверяем. Просто иногда незнание — благо.

Нина зашипела, как разъяренная тигрица.

— Самодовольные мачо. Пара безмятежных кретинов. Вы и скрыть-то толком ничего не умеете!

Максим всегда считал обвинения в мачизмо завуалированным комплиментом. А потому счел необходимым разъяснить ситуацию Хусейну:

— Не обращай внимания, брат, она в таком духе с самого Петербурга выступает.

От обиды девушка чуть не задохнулась:

— Ладно, пусть Юпитер действует. Время покажет, кто здесь бык.

* * *

Цветной лентой мелькали огни, свет фар встречных машин смешивался с освещенными окнами домов в редких поселках. Стрелка спидометра джипа трепыхалась у отметки «150».

Хусейн блеснул еще одним талантом — он великолепно чувствовал трассу и управлялся с автомобилем. Проехали Самарканд. И снова вперед.

Нина скукожилась на заднем сиденье. Размышляла. Во-первых, куда и зачем они мчатся с такой скоростью, во-вторых, как им удалось так быстро договориться? Скорее всего их спаситель посулил репортеру что-то очень для него привлекательное. Что?

Историю клада и… Горячо. Нина даже чуть вздрогнула, словно мысль обожгла ее. «Я знал, что нарушу клятву, и клад тут ни при чем». Зато кем-то заранее подготовленное бегство, настоящие укрытия, все эти «джипы», продукты, амуниция очень даже «при чем».

Хусейн —

разведчик в стане бекташи. Они ему попались случайно, этакий трофей, вроде довеска к кладу. Девушка по-кошачьи облизнула губы, улыбнулась и расслабилась. Пусть играют в шпионов. Мужчины обречены оставаться детьми. Особенно в двадцатом веке.

* * *

— Граница. — В этот раз Хусейн почему-то счел необходимым объяснить, что он собирается сделать. — Я сейчас вернусь. Позвонить надо.

Пограничный КПП походил на обыкновенный пост ГАИ. Каковым он собственно и являлся до провозглашения независимости и суверенитета. В застекленном шалаше сидели те же самые гаишники, в той же самой форме. Только теперь их вооружили автоматами. Впрочем, автоматическое оружие есть и на непограничных постах ГАИ, рассеянных по необъятным просторам Содружества Независимых Государств. Слишком много разбойничков пасется при больших дорогах, возвращаются времена атамана Кудеяра.

Хусейн зашел в домик под острой крышей.

— Ты знаешь, куда мы едем? — Максим вдруг стал прежним, свойским и разбитным. Нет гранита в чертах лица, нет меди и свинца в голосе.

— Я знаю только то, что положено. Это ты у нас теперь приобщенный и посвященный.

— Ну что ты городишь ерунду. Я немножко мимикрировал, приспособился, так сказать, к обстоятельствам. Ну чтобы больше узнать.

— Поздравляю.

— Ну перестань дуться. Скажи, куда мы едем. Ты же бывала в этих краях.

Нина догадывалась, что они находятся на границе с Таджикистаном. Где-то недалеко от Пенджикента. Однако распространяться о своих догадках не собиралась. Самодовольных мужчин необходимо наказывать. И чем чаще, тем лучше.

Наказание молчанием было недолгим. Вернулся Хусейн:

— Все в порядке, билеты я заказал. Транспорт тоже, — и завел машину. Границу они проскочили быстро и безболезненно. Шоссе, придорожный пейзаж и транспортный поток этого независимого государства практически не отличались от того, что они видели раньше. Только дорожные указатели на другом языке.

— Полетим из Душанбе? — деловито поинтересовалась Нина. Хусейн глянул на нее с видимым уважением. И не ответил. Ведь в вопросе уже был ответ.

От Пенджикента (Нина там была как-то на археологических раскопках — в древнем городище до сих пор работает экспедиция Эрмитажа) до столицы неумиротворенной республики чуть больше трехсот километров. Через три часа они должны быть на месте.

Интересно, почему Хусейн выбрал беспокойный Душанбе?

Ехали без приключений. До поры до времени. Нина всматривалась в картинки за окнами: город, названный именем ярмарочного понедельника, она знала неплохо. Вроде бы добрались.

Хусейн прибавил скорость, оглянулся. Чуть позже еще раз посмотрел в зеркальце. И еще сильнее надавил на педаль газа.

— Так я и знал. — Он ни к кому не обращался.

— Это, наверное, местная дорожная полиция. — Журналист любил использовать новые, пахнущие заграницей названия — особенно когда речь шла о чем-то старом, еще советском. — Мы же правила нарушаем.

— Правила тут ни при чем, — отмахнулся от Максима их предводитель. — Я так и знал, что они не удержат информацию.