Смерть на выбор
Шрифт:
— Что дышло…
— Именно! Сторонники исконности и сермяжности тут же станут вопить о необходимости восстановить историческую справедливость. Забыв о том, что то же Остромирово Евангелие они при батьке Махно извели бы на самокрутки. А в «Публичке» его сохранили. Музейщики же и библиотекари понимают, зачем нужны крупные коллекции…
— Не агитируй меня за научный подход.
Снова раззвонился телефон. Нина сняла трубку.
— У тебя не дом, а приемная президента, — пробурчал Глеб. Он не любил, когда в его возвышенные монологи вторгалась проза жизни. В виде
— Алло… Нет, еще не вернулся. Давайте я передам, куда перезвонить… Когда будет? Сия тайна велика есть… Что? Нет, говорю, что не знаю… Кто? А, Горюнов Коля? — Нина не сразу вспомнила, где и в какой связи слышала это имя совсем недавно. — А… Опертивник с кинжалом… Как же, знаю… Опять появился ваш геолог?.. Что? Вызов… Насчет кинжала… Выезжаете… Да, Максим будет расстроен… Может быть, я смогу его заменить?.. Меня зовут Нина, я его жена и кое-что знаю про эту историю. По крайней мере знаю, откуда эти ножи родом. Вы туда прямо поедете… Где? Вознесенский, сорок один? Мне недалеко, я смогу там быть минут через двадцать. Давайте у дома встретимся. Как?.. Нет, лучше журнальчик «Огонек» в руки возьму. Хорошо, договорились.
Нина посмотрела на гостя. Глеб походил на встрепенувшегося боевого коня. Когда она начала разговор, он был настроен на философию. Теперь его больше привлекал бой.
— Куда ты собираешься? Ты его уже и лично заменяешь! Неудивительно, что сей субъект становится все более бесцеремонным…
— Глебушка, ты преувеличиваешь!
— Миллион раз говорил: уменьшать и ласкать меня при помощи суффикса -ушк-, -юшк- не дозволено никому.
— Хорошо, не буду! Никогда-никогда…
— И никуда не пойдешь!
Вот что значит по-настоящему последовательный человек. Выполнишь одну его просьбу, и он уже уверен, что ты будешь слушаться его всегда.
— Пойду. Мне и самой интересно. Я немного в курсе этого расследования Максима и…
— Какого расследования! В России такого рода журналистики не существует. У нас расследованием называют собранные воедино слухи и сплетни. Добавляют к ним собственные домыслы — и порядок. При низком уровне развития судопроизводства в России писать можно практически все и обо всех! Непонятно, как еще наши газетно-журнальные писатели умудряются проигрывать суды за клевету и наговоры!
Ущербная российская юстиция — одна из пяти-шести излюбленных тем Глеба Ершова. О ней он мог говорить так же, как о заброшенной науке, — часами. С непостижимым сладострастием он выискивал ошибки в речах известных адвокатов современности, после чего зачислял их в Плеваки и Кони. Недавний арест Генерального Прокурора России просто несказанно его обрадовал: «Второй раз, второй раз в истории. Первым был Ягужинский. И обоих за взятки». Рассказом о двух отечественных прокурорах-взяточниках он утомил всех сотрудников «Публички», включая милиционеров у входа и буфетчиц. Сейчас Глеб тоже явно не намеревался ограничиваться лишь краткой обличительной тирадой.
— Глеб, я тороплюсь. А история эта и тебя может заинтересовать. Я тебе по
— Я тебе все-все расскажу, только по дороге. — Нина умудрилась вытащить упирающегося коллегу в прихожую, также она сумела за какую-то минуту нацепить на него тулупчик, да еще оделась сама.
За двадцать минут они успели добраться до Вознесенского проспекта и в очередной раз поссориться. Глеб довольно быстро усвоил историю про загадочные кинжалы и немедленно начал протестовать:
— Ты опять впуталась в глупейшую историю!
Поиски клада бекташи Глеб считал детской авантюрой.
В детали Нина его не посвятила. Максим — тем более.
— Инфантилизм. Причем злостный инфантилизм. Это, между прочим, не просто слова, это — диагноз.
— Глеб, ведь интересно, откуда в наших северных краях кинжалы из Йемена.
— Интересно, кто спорит… Только это никакого отношения к твоей истории-этнографии не имеет, просто кто-то деньги зарабатывает.
— Мы думали об этом, — охотно согласилась Нина, — только странный способ зарабатывать — разбрасывая заморские редкости. Разве не так?
Глеб взъерошил волосы — он зимой и летом ходил без шапки:
— А что, эти кинжалы — ценные?
— Да нет. Самые дорогие, по словам Перцева, максимум двести долларов. А обычные туристам продают по десятке, если же поторговаться — отдадут за два-три доллара.
— Вот! — самодовольно подхватил Глеб. — Значит, пока вложения неизвестного в это предприятие — максимум тридцать баков. Наверняка некто решил явить миру нового колдуна-экстрасенса-гадальщика-целителя по совместительству. Причем решил задействовать не слишком пока затертый восточный колорит. Шехерезада, тысяча и одна ночь, эликсиры древних халдеев.
— Мы думали об этом, — перебила приятеля Нина, но остановить рассуждающего историка нельзя, как нельзя приручить аллигатора. Глеб даже не взглянул на спутницу, он думал! Размышлял в полный голос:
— Этот материал у нас не освоен, пока толкутся на местных поверьях да на японских гороскопах. Слух про кинжалы не сегодня завтра пронесется по городу, вот тут-то и можно ждать явления чуда народу. Вот тут-то денежки и посыплются!
Нина не очень поняла, как именно кинжалы помогли бы изобретенному коллегой неизвестному претенденту в чудотворцы одурачить склонные быть одураченными массы. Никто из доныне известных колдунов Борро, целительниц Степанид и прорицательниц Дафний не выбирал столь сложный путь к мистическим вершинам. Ведь в реальной жизни достаточно снять зальчик в кинотеатре, расклеить побольше афиш, можно даже разориться на рекламку в газете бесплатных объявлений. Далее заработки и пятьсот процентов на каждый вложенный рубль гарантированы. Впрочем, спорить Нина не стала. Они уже пришли, и она озиралась. Оперуполномоченного пока не видно.