Смерть по сценарию
Шрифт:
— И где она?
Алексей послушно отдал еще и конверт.
— Ты на себя сегодня не похож. Иди, я ужин приготовила. — Саша прошла в дом.
Копаясь у плиты, бросила:
— А девушка сегодня не с тобой?
— Какая девушка? — Он сделал вид, что не понимает.
— Эта Соня.
— Ну, наверное, я не единственное средство добраться до дачи.
— Зато самое безотказное.
— Я думал, ты обрадуешься, перестанешь дуться, улыбнешься хотя бы. Как ты себя чувствуешь? Как ты жила здесь без меня, Саша?
Она
— Да что случилось-то?
— Я тут все думала, думала одна… Мне плохо, Леша. Я все время представляю, как мой муж целует другую женщину, с ума просто схожу, и мне даже не страшно, что ты уйдешь, просто обидно. Я знаю, что женщину с двумя детьми трудно бросить, что ты слишком порядочный, когда все так, как сейчас, что ничего бы твоя измена не значила, но все равно… Мне неприятно это так, что плакать все время хочется. А тут еще эти розы, духи. Сразу кажется, что ты откупаешься или замаливаешь какие-то грехи.
— Да ничего я не замаливаю. Люблю тебя, и все. Ну, как вы здесь, ты и Сережка? Как тетя Маша, молоко разбавляет? А тот зловредный сосед?
— Тебе правда интересно? — Саша наконец подняла голову.
Алексей нежно поцеловал ее.
— Соскучился. Я мяса привез, пожарим завтра шашлыки?
— Завтра Вера Валентиновна в гости приглашала.
— Да? — Он насторожился. — Зачем?
— Просто познакомиться, соседи все-таки.
— Ты с ней общаешься?
— Так. Мне тут не слишком весело: у Сережки друзья, компания, они все время то купаются на пруду, то на велосипедах гоняют. А я могу и говорить разучиться за неделю.
— Ну, я сегодня весь вечер буду тебя слушать, и, если захочешь, мы заново повторим весь алфавит. — Он погладил Сашу по плечам и нежно нагнулся к ее уху: — С чего там у нас все начинается?
Ухо было загорелое, коричневое, с маленькой дырочкой там, где обычно раньше болталась серьга, Алексей тихонько пробовал его губами и удивился тому, как это ему нравится.
— Нет, ты какой-то не такой. — Саша заглянула ему в глаза.
— Такой, такой. Если хочешь, пойдем к этой Вере.
— Неудобно не пойти.
— А если там будет Соня? Ты снова будешь ревновать?
— Знаешь, я тебя ревную, когда ты где-то далеко, в городе. Здесь мне почему-то спокойно.
— Тебе везде за меня должно быть спокойно. — Было странно, но Леонидов и сам теперь не верил, что еще недавно был с другой женщиной, теперь ему казалось, что вчера он просто посмотрел какой-то не слишком хороший фильм и даже обсуждать его содержание теперь неохота, просто забыть и не смотреть снова.
— А как там с Пашиным делом? Не нашли того, кто его отравил? — неожиданно спросила жена.
— А почему ты думаешь, что я знаю?
—
— Ну тебе же это неприятно…
— Знаешь, Леша, нельзя же на тебя всегда давить. Я эгоистка, скучаю и пытаюсь привязать тебя к себе. Мне просто тоскливо иногда, и я не слишком- то хорошо себя чувствую.
— Болит что-то? Ребенок беспокоит? — испугался он. — Давай съездим в город к врачу?
— Нет, пройдет. Пятый месяц еще только, обойдется, а то сразу в больницу положат на сохранение, будут уколы колоть, им только попадись.
— А если случится что? Телефон в поселке только, а сотовые у тех, что побогаче. А мама моя упирается, вцепилась в свою дачу, но я силой сюда ее на следующей же неделе привезу. И мне будет спокойнее.
— У Веры Валентиновны сотовый есть. А маму твою понимаю, ей не хочется свое бросать.
— Я на неделе буду приезжать и этой Вере скажу, чтобы, если что, сразу позвонила. Пойдем прогуляемся перед сном да ляжем. Сережка пойдет?
— Вряд ли, они там в футбол играют.
На улице было тепло, воздух прогрелся за день и не собирался остывать, пахло засыхающими травами и теплой потрескавшейся землей. Они где-то с час бродили вдоль леса, прислушиваясь к его тишине, говорили обо всякой ерунде, отмахиваясь от комаров душистыми березовыми ветками, багровое солнце цеплялось за рваный дымчатый горизонт, и струйки ароматных дымков тянулись с дачных участков в высокое, выцветшее от жары небо.
Потом они уложили Сережку спать и ушли в свою терраску. Алексею спать не хотелось, по ногам пробегали колючие искорки, тело расслаблялось после долгой ходьбы, они с Сашей лежали и тихонько шептались.
— Сашка, у тебя нос облезает.
— А у тебя уши.
— Какой у тебя животик уже большой…
— Ш-ш-ш. На улице все слышно, как мы шепчемся.
— А пусть не подслушивают. А если я буду тебя целовать, пусть им будет завидно… — Он в шутку громко зачмокал губами возле ее щеки, потом почувствовал, как и на самом деле хочет окунуться в эти запахи волос и духов, которыми пропитались ее одежда и кожа, полез руками под рубашку, осторожно стал подвигать Сашу к себе:
— Можно?
— Все равно ты не такой…
И сам он почувствовал, что хочет жену как-то по- другому, как то, что только ему одному принадлежит, и это уже была не подсмотренная чужая серия не слишком удачного фильма, а его собственная жизнь, и это было крохотное, но счастье…
Они помирились окончательно и всю половину следующего дня ходили друг за другом, вместе возясь со своим маленьким огородиком и собирая клубнику на грядках. Клубники в этом году созрело много, она пахла так, как может пахнуть только первая ягода, тем плавным переходом от цветения к созреванию плодов, и это был запах надежды и радости. Им было хорошо вдвоем и не хотелось идти ни в какие гости.