Смертельная любовь
Шрифт:
Он лежал, подложив руки под затылок, и пристально глядел перед собой. Потом стиснул зубы, закрыл веки, чувствуя, как по щекам катятся из-под них слезы, – и наконец заснул, а когда снова открыл глаза, за занавесками уже желтело вечернее солнце. Ветер стих, в номере было душно и сухо, как в духовой печи… И вчерашний день и нынешнее утро вспоминались так, точно они были десять лет тому назад…
БУНИН Иван Алексеевич.
Родился в 1870 году в Воронеже, в обедневшей дворянской семье.
Детство
За свои литературные труды в России получает звание почетного академика, во Франции – Нобелевскую премию (1933 год). Пережив войну, на родину не вернулся.
Умер в 1953 году. Похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.
МУРОМЦЕВА Вера Николаевна.
Родилась в 1881 году. Училась на естественном факультете Высших женских курсов в Москве. Встретившись с Буниным в 1906 году, всю дальнейшую жизнь посвятила ему.
Умерла в 1961 году. Похоронена рядом с мужем.
ДУША И СТРАСТЬ
Любовный треугольник: Цветаева, Пастернак, Рильке
«Жарким летним утром 1900 года с Курского вокзала отходит курьерский поезд. Перед самой отправкой к окну снаружи подходит кто-то в черной тирольской разлетайке. С ним высокая женщина. Она, вероятно, приходится ему матерью или старшей сестрой…
В пути, ближе к Туле, эта пара опять появляется у нас в купе».
Так начинается автобиографическая проза Бориса Пастернака, названная им «Охранная грамота» и посвященная памяти знаменитого австрийского поэта Райнера Мариа Рильке.
Боре Пастернаку – 10 лет. «Кто-то в черной тирольской разлетайке» – 25-летний Райнер Рильке, уже год как знакомый с Бориным отцом, художником Леонидом Пастернаком. «Высокая женщина» – по-видимому, Лу Андреас-Саломе, уроженка Петербурга, возлюбленная Рильке, старше него на 14 лет.
Из дальнейшего разговора становится понятно, что пара направляется к Софье Андреевне Толстой, с которой увлеченный музыкой мальчик Боря знаком, потому что она ездит в Москву на симфонические концерты «и еще недавно была у нас». Курьерский не останавливается в Козловске-Засеке, откуда можно добраться до Ясной Поляны на извозчике, «и они не уверены, скажет ли оберкондуктор машинисту вовремя придержать у Толстых».
Поезд все же приостановится на полустанке – оберкондуктор успел.
«Нам машут на прощанье платками, мы отвечаем. Еще видно, как их подсаживает ямщик… Сейчас
Ни происшествие, ни лицо не были забыты никогда. В письме 1956 года Пастернак расскажет адресату о значении для него Райнера Рильке:
«Он сыграл огромную роль в моей жизни, но мне никогда в голову не приходило, что я мог бы осмелиться ему написать, пока по прошествии двадцати лет оказываемого на меня и ему не ведомого влияния я вдруг не узнал (это упомянуто им в его письме моему отцу), что стал известен ему… Только тогда я в первый раз в жизни подумал, что мог бы написать ему».
Строчка из письма отца 17 марта 1926 года:
«…он о тебе, Боря, с восторгом пишет».
Вот что писал Рильке:
«…с разных сторон меня коснулась ранняя слава Вашего сына Бориса. Последнее, что я пробовал читать, находясь в Париже, были его очень хорошие стихи в маленькой антологии, изданной Ильей Эренбургом».
Россия, где живет Пастернак, не имеет отношений с Швейцарией, где живет Рильке. Но есть Франция, где живет Цветаева. Пастернак просит Рильке не отвечать на его письмо («не тратить… драгоценного времени»), а послать свои книжки «Сонеты к Орфею» и «Дуинезские элегии» Цветаевой во Францию. Это будет знак, что письмо получено и прочтено.
Почему Цветаева? Не только потому, что географией можно обмануть политику. И не только потому, что она тоже влюблена в поэзию Рильке.
Для Пастернака этого периода не было поэта выше Цветаевой. Когда ее назвали первым поэтом, он, до невозможности чуткий к слову и к тому, что за словом, выказал решительное несогласие:
«…Ты большой поэт. Это загадочнее, превратнее, больше “первого”. Большой поэт – сердце и субъект поколенья. Первый поэт – объект дивованья журналов…»
И снова:
«Прямо непостижимо, до чего ты большой поэт!»
И в другом месте:
«Как удивительно, что ты – женщина».
Он попал в точку, возможно, даже не зная того. Не знание, но чувство, выше знания, владело им и открывало ему миры.
Женщина до мозга костей, Цветаева как будто и не была женщиной вовсе.
В дневнике 1919 года она пометит:
«Мое требованье – всегда просьба, моя просьба – всегда требованье».
Просила и требовала одного – любви. Но не той и не так, как у обыкновенных людей.
Исследователи составят «дон-жуанский» список Марины:
прежде всего и поверх всего – муж Сергей Эфрон, которого не переставала любить;
Петр Эфрон, брат Сергея («Люблю одной любовью – всей собой – и березку, и вечер, и музыку, и Сережу, и Вас»);
поэт Максимилиан Волошин;
поэт Осип Мандельштам;
поэт Александр Блок (как всегда, безумно преувеличивая, написала о нем Пастернаку: «встретились бы – не умер»).
поэт Евгений Ланн («Как Вы тогда хорошо сказали: лютая эротика, – о, как Вы чуете слово!»);
князь Сергей Волконский («отношение с Волконским нечеловеческое», «любуюсь им отрешенно»);
Константин Родзевич, герой «Поэмы Горы» и «Поэмы Конца» («Люблю Ваши глаза… Люблю Ваши руки… Вы – мое спасение и от смерти и от жизни, Вы – Жизнь (Господи, прости меня за это счастье!)»);
27-летний поэт и издатель Абрам Вишняк (из своих девяти писем к нему и единственного ответного сделала «цельную вещь, написанную жизнью» – «Флорентийские ночи»);
поэт Юрий Иваск («Спасибо Вам за все: совместный холод – которого я не замечала; совместное стояние у темных окон; …за подаренный карандаш…»);