Смертельное шоу

Христофоров Игорь

– - Да-а, фанатки, -- посочувствовал ему собеседник, и они вдвоем унесли из фойе терпкий запах одеколона.

Под скамьей, на которой сидел Киркоров, что-то желтело. Нагнувшись, Санька разглядел, что это два золотых звена цепи, и тут же вспомнил, что на груди Филиппа до нападения девчонок поверх прозрачной шелковой рубашки висел массивный золотой крест на цепи.

– - Что это?
– - подошел ближе Аркадий.

– - Вот... Золото...

– - Я сторговал тебя на десятое место в рейтинге, -- не сумев долго продержать гримасу обиды на лице, объявил он.
– - Клип прокрутят

на той неделе. Завтра подошлю к тебе журналиста. Что говорить, потом скажу. Сволочи, конечно, эти журналисты, но в шоу-бизнесе без них нельзя. Они как микробы в кишках. С ними плохо, а без них вообще помрем...

– - А что с этим делать?

На ладони двумя отвердевшими слезами лежали желтые звенья цепочки.

– - Как что?.. Отдать надо.

Ладонь приблизилась к груди Аркадия. Он посмотрел на звенья, как на яд, который ему предлагают проглотить, и отступил на шаг.

– - Ты что, думаешь, я понесу?!

– - А как тогда?

– - Ты нашел, ты и отнесешь. Я позвоню Филиппу. А сейчас надо спешить. У тебя через полчаса шоу в рейв-клубе. Беги к моей машине!

Глава восемнадцатая

ЭКСТАЗ ПОД ЭКСТЕЗИ

Над фасадом Дома культуры, над колоннами сталинской эпохи, в неистовом порыве вперед застыли рабочий и колхозница. На копии с мухинского оригинала они выглядели худее и свирепее, словно уже извели все свои гипсовые нервы от вида снующей между колоннами молодежи с тинейджеровскими рюкзачками за спиной. Молодежь совсем не хотела подхватывать серп и молот из их слабеющих рук. Молодежь жаждала кайфа.

– - Опоздали, гадство!
– - захлопнул дверцу "Вольво" Аркадий.-- -- Хоть бы Серебровского там не было.

Он с резвостью мальчика бросился к колоннам, и Санька еле успел догнать его у двери.

Изнутри, из черного, разрываемого в ритм музыке желтыми, красными, сиреневыми всполохами, пространства навстречу им вывалила веселая компаха человек в пять. Над серебристыми клеенчатыми куртками девчонок странным продолжением этих курток выглядели их бледные лица. На костистых плечиках парней висели пропитанные потом майки. Для трех градусов тепла на улице их одежонки явно не хватало, но они, кажется, не замечали ни холода, ни улицы, ни самих себя.

– - Привет, папаша!
– - наконец заметил один из них Аркашу.
– - Дай я тебе на лысину плюну. Спорим, что насквозь прожжет, а?.. Знаешь, как грибы прожигают?

Аркадий втянул голову в плечи, будто и вправду знал, что у парня не слюна во рту, а вулканическая магма, и нырнул в грохот музыки. Санька опять последовал за ним и уже через пару секунд понял, что все-таки потерял директора из виду.

В душном, пропахшем потом и табаком зале в проблесках, рождаемых раскачивающимися прожекторами с цветными светофильтрами, извивались, бились в немой истерике, вскидывали к потолку костистые руки сотни парней и девчонок. Никто у них даже и не пытался сблизиться в пару. Каждый существовал сам по себе, и каждый будто бы утратил половые признаки. Парней не тянуло к девчонкам, девчонок -- к парням. Их всех ввинтила в свой безостановочный ритм музыка. Она пульсировала с частотой, которая может быть лишь у марафонца в конце дистанции, и каждый в

этом душном вонючем зале как раз и напоминал марафонца, пытающегося дотащить свое изможденное тело до финиша.

На девчонке, которая раскачивалась с постаныванием рядом с Санькой, вместо очков на глаза были надеты ситечки для чая, а волосы на голове окрашены в ярко-красный цвет. Когда по ним проходил желтый свет от прожектора, они становились оранжевыми, когда синий -- фиолетовыми. А когда в одну секунду сошлись в ее растрепанной головке желтый и синий лучи, она сразу почернела, но стоило прожекторам увести свет в сторону, и жгучая брюнетка опять превратилась в инопланетянку с глазами стрекозы.

– - Ты чего стал?!
– - схватили Саньку за руку и вырвали из толпы.

Спотыкаясь, он взобрался по невидимым во тьме ступеням, шагнул за дверь и сразу ослеп от самого обыкновенного света.

– - Слушай внимательно, -- голосом Аркадия ответила темнота за зажмуренными веками, и Санька распахнул глаза.

Перед ним медленно проступали, обретая очертания, точно изображения на проявляемой фотобумаге, две фигуры. Справа стоял все такой же маленький и такой же лысенький Аркадий, а слева -- красавчик со знакомыми чертами лица. Только на его груди ладненько сидела уже не кожаная жилетка, а куртка с вышитыми на правой стороне груди рядом орденов и медалей. Кресты, кружки и звезды под яркими цветными "колодочками" выглядели почти настоящими. Их хотелось потрогать.

– - Я уже в умате, -- тусклым голосом пробормотал хозяин медальной куртки Децибел.
– - Ди-джею в запарке третий час! Мы же договаривались, Аркаша...

– - Ну, все-все, не гони! Певец на месте. Вот он. Что нужно петь?

– - Да не петь, а гнать речитатив. Я буду незаметно менять диски, ну, чтоб без пауз и переходов, а он, подстраиваясь под ритм, должен бубнить одно и то же... Вот, возьми, -- достал он из кармана белых джинсов и протянул Саньке мятую бумажку.
– - Только выучи сейчас наизусть. В темноте ты еще читать не научился. Ты же не кот?

Не ответив, Санька развернул бумажку и про себя прочел: "Моя мама -экстези. Моя мама -- экстези. Кайф. Кайф. Моя папа -- экстези. Моя папа -экстези. Кайф. Кайф. Я хочу тебя. Я хочу тебя. Дай мне. Дай мне. Дай. Дай мне экстези".

– - А почему папа "моя"?
– - сморщил лоб Санька.
– - Это ошибка?

– - Так надо, -- нервно дернул губами Децибел.
– - "Мой" сбивает ритм. Врубился?.. Короче, так... Берешь микрофон и живым голосом давишь эту плесень. Можешь повибрировать тембром. Ты же певец. Заметано?

Санька через силу кивнул.

– - И запомни: эту торчаловку надо гнать не меньше получаса. Потом я тебе другую дам. Там в основном надо орать: "Подвигай попой!" Это щас модно. Слышал эту композицию?

– - Так надо, Саня... Для дела, -- важно присовокупил Аркадий и тут же повернулся к ди-джею: -- А шеф тут?

– - Серебро?
– - отозвался на вопрос Децибел.
– - Нет, его сегодня нет.

– - Фу-у!
– - громко выдохнул Аркадий.

Настолько громко, что показалось, что в нем сейчас не осталось ни грамма воздуха.