Смертельное шоу
Шрифт:
А тот уже никуда не бежал и даже не сопротивлялся. Когда двое гирями повисли у него на плечах, он не стал вырывать руки. Он только стоял и отчаянно, одним горлом, рыдал. В свете уличных фонарей слезы на его щеках смотрелись шрамами. Их толстые линии тянулись от глаз к подбородку и вот-вот должны были распороть шею.
Подобрав нож, Павел прихромал к Кравцову и, неприятно ощущая, как дергается от каждого произнесенного слова зуб, укорил:
– - Зачем ты так?.. Ты знаешь, сколько за покушение дают?.. Знаешь?..
– - Ну и тесак!
– - удивился водитель.
– -
– - Он... он... в ку... куртке... супругу мою... когда она... сбил на ма...машине...
– - С чего ты взял, что он жену твою...
– - так и не договорил вопрос Павел.
Ему за секунду вдруг стало жарко до боли в висках.
– - Ты откуда?.. Ты прочел?
– - вдруг понял он, почему возле самого обычного Дома культуры появился Кравцов.
Горло у того под двумя складками жира все сотрясалось и сотрясалось в рыданиях, но рот упрямо не выпускал звуков, будто решил навеки оставить их внутри.
– - Потащили его в отделение!
– - предложил водитель.
– - Улика на месте. Там разберутся.
– - Не нужно никуда тащить, -- внятно и строго произнес Павел.
– - Я отведу его домой.
– - Так ты его знаешь?
– - К сожалению, да.
– - А чего тут у вас?
– - вместе с толпой малолеток подошел к Кравцову долговязый.
У него было наглое лицо и очень испуганные глаза. Он оглянулся на ночное шоссе, проглотившее "мерс", и спросил с видом человека, который теперь остался во дворе на правах хозяина:
– - Может, телохранителей из рейв-клуба вызвать?
– - Не нужно, -- зло ответил Павел и под руку повел Кравцова со двора.
Тот подчинился как ребенок, хотя и шел не лучше ребенка, только-только научившегося ходить.
Длинный нож в боковом кармане куртки Павла лежал неудобно. Казалось, что он и не в кармане вовсе, а уже у него внутри, в теле.
Глава двадцатая
ВЫХОД ТАМ, ГДЕ ВХОД
Сержант-конвоир тяжко шлепал каменными подошвами за спиной Андрея и упрямо мычал. Возможно, этот стон казался ему песней, но таких жутких песен еще не придумали на земле, и Андрей не хотел, чтобы она все-таки была исполнена полностью.
– - Ты помолчать не можешь?
– - обернулся он к сержанту.
– - Иди-иди, убивец!
– - прикрикнул конвоир, и его округлое лицо враз стало пунцовым.
– - Ты чего сказал?!
– - Иди-иди!
Они стояли в полуметре друг от друга и, если бы не люди,
грохочущие в коридоре чем-то железным и противным, Андрей бы
бросился на охранника и вцепился ему зубами в шею. В короткую,
похожую на сосновый пень, шею конвоира. Он потянул цепь наручников
за спиной, и металлические кольца еще злее впились в кожу.
Наручники были заодно с охранником, и от этого он ненавидел их еще сильнее.
– - По-о-осторонись!
– - потребовали от Андрея и сержанта сбоку.
– - Иди-иди, -- намертво зазубренную фразу повторил охранник.
– - Не видишь, людям мешаем...
Что-то большое и твердое наплыло сбоку на Андрея, толкнуло в плечо, и он, подчиняясь ему, сделал
– - Ты полки вынул?
– - с натугой спросил один из грузчиков, согнувшихся над тяжестью шкафа.
– - Ага-а, -- простонал напарник.
– - Ника-акого толку-у...
– - Зар-раза, какой чижолый!
– - С те-ех времен!
– - С каких?
– - За-а-астойных...
– - Оно и видно.
Конвоир антеннкой рации ткнул в направлении двери, рядом с которой в беспорядке стояли выкрашенные в зеленую краску металлические шкафы-близнецы.
– - Тебе сюда, -- со злостью добавил он и распахнул дверь.
– - Товарищ капитан, подследственный Малько из изолятора доставлен!
– крикнул он в глубь комнаты.
– - Пусть заходит, -- грустно ответил кабинет.
Стараясь не коснуться мундира конвоира, Андрей шагнул за порог и первым увидел... себя. Из зеркала, висящего на дальней стене кабинета рядом с детской мозаикой, на него смотрел незнакомый человек. Вместо хипповой бороды у него проволокой торчала из щек суточная щетина, а на обритой налысо голове смешно, как ручки у кастрюли, торчали уши.
– - Ну, вы прям к отсидке готовились, -- грустно сказал кто-то из глубины кабинета.
– - Зачем обрились-то?
– - Имидж менял, -- под хлопок двери ответил Андрей.
– - Присаживайтесь.
У хозяина кабинета были кроваво-красные глаза хронического конъюктивитчика. Можно было еще подумать -- алкоголика, но у пьяниц не бывает такой розовой, почти детской кожи на лице.
– - Я порезал руки о наручники. Разрешите освободить их... Хоть на время допроса... товарищ капитан, -- еле вспомнил Андрей слова конвоира, вброшенные в кабинет.
– - Сержант!
– - крикнул Павел и тут же мучительно стиснул зуб.
После стычки с Кравцовым левая щека ныла без остановки, будто к ней монтеры подключили ток, а потом ушли, забыв о рубильнике. На квартире у Кравцова, куда Павел притащил невменяемого пленника, он нашел в баре полбутылки водки и лечил ею и себя, и хозяина квартиры. Но если неудачливого мстителя он слегка восстановил, то зуб ответил на сорокаградусную полным презрением. Нерв не хотел неметь. Нерв был упрямее Павла.
К утру они еле уснули. Кравцов -- на диване. Павел -- на полу. Хотя, возможно, Павлу только почудилось, что он спал. Во всяком случае, в голове сейчас было гулко и пустынно, и сидящий напротив обритый человек со смоляными глазами не вызывал никаких ощущений. А ведь он его, кажется, должен был ненавидеть, как возможного убийцу. И еще в душе занозой сидела укоризна. Утром, на докладе, Павел так и не рассказал Тимакову о том, что узнал после стакана водки у Кравцова. Но, с другой стороны, если бы он это сказал, то уже не сидел бы на своем штатном месте напротив подследственного. Утрату документов или утечку информации из тех же документов в управлении никогда не прощали.