Смертельный удар (сборник)
Шрифт:
Я остановилась как вкопанная. Если мне не изменяет память, это в первый раз Бобби приехал ко мне домой без официального сопровождения. Я поспешила приветствовать его:
– Бобби, рада тебя видеть! Надеюсь, ничего не случилось?
Он провел рукой по моим волосам – этого я не припомню с самой школы.
– Просто захотелось тебя повидать, Вики. А заодно убедиться, что ты тут не играешь с огнем, а то знаешь, так и сгореть недолго.
– Понятно, – небрежно бросила я, во мне уже поднялась волна настороженности. – Предпочитаешь коротенько выложить все здесь, на мостовой, или поднимемся ко мне? Может, кофе
– Да, пойдем к тебе, посидим. А у тебя есть кофе без кофеина? Я уже не могу пить настоящий поздно вечером. Мне ведь почти шестьдесят, знаешь?
– Знаю, – ответила я. А про себя подумала: уж не пытается ли он косвенно напомнить о том, что Айлин называла Великим днем. Да нет, вряд ли, он не был бы тогда столь вежлив.
Я столь же вежливо открыла перед ним дверь и позволила ему проследовать на третий этаж. Все еще пребывая в прекрасном расположении духа, Бобби даже не заметил разбросанные по всей гостиной бумаги. Чтобы скрыть свое замешательство – все-таки неприятно, что старый друг моих родителей застал у меня такой беспорядок, – я побежала на кухню.
– Боюсь, без кофеина уже нет, – сказала я оттуда. – Могу предложить сок, или коку, или вина. Пива тоже нет.
Бобби остановился на коке. Один из его давнишних дурацких принципов – в дополнение к тому, что он не ругается в моем присутствии, – заключается в том, что при мне он не пьет спиртное – ему все еще кажется, что это может дурно повлиять на меня. Он отпил немного коки, съел горсть крекера, махнул рукой в сторону фортепиано и спросил, продолжаю ли я заниматься пением. Забыла сказать, что мама в молодости была профессиональной оперной певицей, сопрано. Карьера ее прервалась, потому что пришлось уехать в Америку, спасаясь от итальянских фашистов. Когда они с Бобби познакомились, неожиданно оказалось, что он горячий поклонник итальянской оперы; мама частенько пела ему что-нибудь из Пуччини. Бобби был бы счастливейшим копом, если бы я исполнила мамину мечту и стала певицей, вместо того чтобы следовать примеру отца и заделаться сыщиком.
Пришлось признаться, что голос у меня в последнее время не в лучшем состоянии.
– А редких птиц каких-нибудь видела в последние дни? – был следующий его вопрос.
Вот, это еще одно из его неожиданных увлечений – он любит фотографировать птиц.
Мы обсудили, как в последний, уик-энд он брал двух старших внуков в лес, и я подивилась про себя, до каких пор мы будем притворяться, что это просто светский визит.
– Мики едет с нами завтра за город, – произнес он. – Хороший парень. Я ведь его знаю с самого рождения.
– Да, он говорил мне, что ты его крестный отец. – Я отпила немного коки и взглянула на него поверх очков.
– Мы с Айлин так надеялись, что у вас с Мики что-нибудь выйдет, но она твердит, что ты не хочешь форсировать такие вещи.
– Он болеет за «Сокс», так что ничего у нас с ним не выйдет.
– Хоть ты и любишь спорт и скачки и играешь в полицейские игры, тебе нужен парень поинтереснее.
Я не знала, то ли вцепиться ему в глотку за эти слова – «играешь в полицейские игры», то ли удивиться тому, что он так много думает о моем характере.
– А может, я просто не хочу замуж. И потом, Майкл, как и все прочие, считает, что жена должна тихо сидеть дома, ждать мужа и воспитывать детей. Я с этим не согласна.
– Никогда – это слишком долго, Вики.
Кровь бросилась мне в лицо, и он успокаивающе поднял руку.
– Не кипятись, никто тебя ни в чем не обвиняет. Но не нужно рубить сук, на котором сидишь, лучше изменить свое мнение. Впрочем, я не об этом хотел поговорить.
Но я не могла успокоиться. Меня это просто взбесило – я представила себе: вот они с Айлин сидят за обедом и обсуждают, как хорошо было бы выдать меня замуж за их крестного сына – «может, настоящая любовь заставит ее забыть об этих играх с оружием и о бейсболе», – как будто моя жизнь и мой выбор не в счет.
– Я не спрашивал Мики о тебе, – продолжал между тем Бобби. – Это его личное дело. Но после того как он увидел тебя с тем молодым человеком, он просто сам не свой.
– Что же мне теперь – позвонить и извиниться за то, что меня увидели с мужчиной у своих собственных дверей?
– Да просто будь с ним поласковее, Вики, ладно? Я люблю этого парня. И потом, мне не нужны неприятности в отделе из-за того, что ты их меняешь, как перчатки. Я, например, знаю, что-то было у вас с Джоном, хотя вы и не признаетесь в этом. Мне не нужны ссоры между ним и Мики или между Мики и тобой. Можешь не верить, но я люблю вас обоих.
Щеки у меня опять запылали, на этот раз от смущения.
– Да не было у меня с Мак-Гоннигалом ничего. Прошлой зимой он как-то подвез меня среди ночи, я тогда смертельно устала, и ему это почему-то понравилось. Был один-единственный поцелуй, но мы поняли, что не сможем переступить эту черту. И будь я проклята, если стану за это извиняться перед кем бы то ни было.
– Ну-ну, Вики, не надо ругаться, это совсем не так привлекательно, как вы, молодые женщины, думаете. – Он поставил свой стакан на журналы, устилавшие кофейный столик, и встал. – Да, вот что: вчера разговаривал с Монти, Роландом Монтгомери, из отдела поджогов. Он сказал, что ты опять копошишься вокруг «Копьев Индианы», хотя мы просили тебя не совать туда нос. Роланд знает, что мы с тобой старые друзья, потому и обратился ко мне.
Я выдавила из себя улыбку.
– Вы же все считаете, что я только играю в полицейские игры, да, Бобби? Что ж вы так волнуетесь?
Он положил мне на плечо свою большую руку.
– Сколько тебе лет, Вики? Тридцать пять? Тридцать шесть? Ты, конечно, считаешь, что ты уже совсем взрослая. А для меня ты все равно дочь моих покойных друзей. И нет такого взрослого, за которым не нужно было бы приглядывать. Если Монти говорит: «Держись подальше от этого отеля», – значит, держись от него подальше. Поджоги – самая пакостная штука на свете, и я не хочу, чтобы ты вляпалась в это дело.
Я молча прикусила губу, боясь сорваться. За каких-нибудь пять минут он умудрился затронуть с десяток моих самых болезненных точек. Я была слишком сердита, чтобы ответить что-то вразумительное. Проводила его и закрыла за ним дверь, даже не сказав «до свидания».
Услышав, что его машина отъехала, я села за пианино и начала изливать свои чувства в резких, нестройных аккордах. Да, мне надо больше заниматься музыкой, чтобы мои голосовые связки не потеряли гибкости, мне надо перестать высовываться, мне надо всем нравиться. Но ради самоуважения я должна «раскрутить» это дело с поджогом.