Смешение карт: воспоминания о разрушительной любви
Шрифт:
С Ньютоном Руби никогда не была человеком второго сорта. Ей никогда не надо было подчиняться чьим-то прихотям, не надо было бояться выйти за пределы поставленных ей рамок. С Ньютоном пределом было только небо. Она могла попросить о чём угодно. Могла защищать свои потребности без страха расправы и иметь разумные ожидания того, что он попробует удовлетворить их. На их пути не было особенных преград, у их отношений не было никаких границ, кроме тех, о которых они сами договорились вдвоём. Её отношениям никогда не надо было прятаться в тени. Когда она была с ним, она могла расслабиться, потому что обратный отсчёт до расставания не был запущен.
Все ограничения, наложенные на Руби моими соглашениям с Целести, все тысяча и один способы, которыми я не мог быть с ней — все они ранили её, так же как и Беллу. И хотя я и не мог видеть этого непосредственно, на каком-то глубинном уровне я об этом знал. Меня не беспокоили другие отношения Целести, потому, что другие партнёры не могли предложить ей что-такое, чего не мог предложить я. Отношения Руби с Ньютоном меня беспокоили, потому, что он мог свободно предложить ей то, чего не мог предложить я. Я не взял на себя ответственность за свою неуверенность, я не мог. Потому, что это можно было бы сделать, только если поставить под вопрос основание моих отношений с Целести, что могло привести меня к пониманию того, что наше соглашение неустойчиво.
Поэтому я обвинил во всём Руби. Я винил её за всё, что чувствовал. Я перестал разговаривать с ней и даже относиться к ней как к человеческому существу. Я упаковал все свои страдания и сложил к её ногам, говоря: «Как ты могла сделать это со мной?» И она сделала единственную разумную вещь, которую могла, она ушла.
Мне потребовалось много времени для того чтоб увидеть, что да, соглашения построенные на неуверенности и страхе причиняют страдания тем, кто их заключает, но окружающим они причиняют гораздо больше страданий. Мои отношения с Беллой продержались дольше, чем отношения с Руби потому, что я был мудрее и чуть более зрелым, но я всё ещё не мог понять, что приглашаю людей в своё сердце, не имею возможности позаботиться о них.
11
Я впервые встретил Амбер в 2002-ом, когда мы на встрече ПолиТампы обсуждали вето, наложенное Целести на Элейн. В тот вечер она мало говорила и я обратил на неё не очень много внимания — мои мозги были забиты другим.
Амбер и её муж Рик только что переехали в Орландо из Калифорнии. Они были полиамурны и их приманила репутация юго-западной Флориды в качестве расцветающей мекки полиамории. ПолиТампа существовала уже восьмой год и вызвала появление похожих групп повсюду в штате. Район Тампы приобретал репутацию горячего местечка для полиаморов.
Амбер с Риком столкнулись со сложностями, похожими на те, от которых страдали мы с Целести. У них было совершенно разное представление о том, какими они хотят видеть свои отношения. Амбер хотела быть открытой для любви и связей, какие бы формы они ни принимали. Рик, как и Целести, хотел структурированных, иерархических отношений, обеспечивающих ему безопасную позицию на вершине. Амбер хотела цельности, самоопределения и гибкости. Рик хотел быть уверен в том, что он всегда будет первым, что никто и никогда не приблизится к ней слишком близко, а он всегда сможет контролировать то, насколько далеко заходят её другие отношения.
Их брак шёл ко дну ещё до переезда во Флориду. За несколько месяцев он достиг переломной точки. Они были ещё вместе, когда тем летом впервые пришли на встречу ПолиТампы,
Однако, Амбер продолжала появляться на полиаморных дискуссионных встречах и после того, как они с Риком расстались. Она стала постоянным участником ПолиТампы и похожей группы в Орландо, называвшейся ПолиЦентрал.
В Ноябре несколько завсегдатаев ПолиТампы устроили большую вечеринку примерно за неделю до Дня Благодарения. Они жили в обширном старом двухэтажном доме, имеющем множество уголков и закоулков. В ночь большого полиаморного пира дом заполнился болтающими между собой людьми. Я сидел на полу скрестив ноги и разговаривал с группой людей, с которыми мы с Целести подружились через ПолиТампу. Амбер сидела рядом со мной. Каждый раз, когда наши колени соприкасались, между нами проскакивал электрический разряд.
Я слушал то, как она рассказывала о своей жизни и её мысли об отношениях. Мы говорили о киберпанковских антиутопиях. Она тоже любила мою любимую книгу: Нейромант, в которой действуют хакер по имени Кейс и его партнёрша Молли — кибернетически дополненная уличная самурай с выдвижными бритвенно-острыми лезвиями прячущимися под ногтями.
Я помню, как был поражён умом Амбер, но даже больше того я был впечатлён её мудростью и пониманием себя. Помимо этого, похоже, она была способна к самому глубокому сочувствию из всех, кого я когда-либо знал. Даже в то время, когда они разъезжались с мужем, я был поражён её состраданием к его переживаниям.
Та вечеринка стала знаковой для нас обоих. Эти проскакивавшие между нами электрические разряды побудили нас проводить время вместе. Как-то раз мы провели день, гуляя по маленькому пригороду Тампы с длинной и разнообразной историей. Сначала он был центром производства кубинских сигар, а позже, после кубинской революции стал центром ночной жизни Тампы. Там есть множество клубов и баров, многие из которых располагаются в бывших зданиях сигарных фабрик, построенных в девятнадцатом веке. Я сфотографировал Амбер в винтажном голубом платье из пятидесятых, прислонившуюся к фонарному столбу. Она выглядела удивительно счастливой.
После того, как её брак распался, Амбер покинула Орландо и переехала в небольшую квартиру в Тампе. Из-за сокращения расстояния нам стало проще проводить время вместе. Она настороженно относилась к структуре моих отношений с Целести и это было совершенно разумно. В конце концов, мы впервые встретились на собрании, где я рассказывал о трёхлетних любовных отношениях, на которые без какой-нибудь ясной причины было наложено вето. Ситуация явно не из тех, что способствуют доверию к потенциальному новому партнёру. «Нет уж», — говорила она после той встречи своим друзьям: — «Я ни за что не свяжусь с этим Франклином. Только не все эти их правила. Никогда.»
Но нас всё равно тянуло друг к другу. Было чудесно встретить кого-то, чьи взгляды настолько совпадали с теми, что постепенно сформировались у меня после вето: взгляд на отношения не через призму иерархии. Признание права всех вовлечённых в отношения людей выражать свои потребности и просить о том, чтоб они были удовлетворены.
Трудно переоценить то, насколько революционной была эта идея. Отношения, включающие троих, четверых, возможно, пятерых и каждый может свободно говорить о своих потребностях? Никакой структуры доминирования, подчиняющих одних людей другим? Что-то глубоко внутри меня говорило: «Да! Именно так! Почему нет?»