Смотреть на звезды. (Вопрос – половинка сердца)
Шрифт:
Элин повернулась к бумажке и провела еще одну черту под именем Марианны:
– Сама виновата. Это же вы с папой меня научили.
– Уж помолчала бы лучше! По части выражаться твоему отцу не было равных. Хоть теперь мы вздохнем без него свободнее. – С этими словами Марианна швырнула кофту прямо в лицо Элин.
Та ее поймала и осторожно бросила обратно. В глазах Марианны замерцало нечто похожее на огонек. Она схватила с диванчика подушки и принялась ими швыряться. Подушки полетели во все стороны. Элин ловила их и кидала обратно. Тихая, напоенная тоскливым безмолвием кухня внезапно преобразилась, наполнилась неуверенным,
– Эй, что это вы там делаете? – громко крикнул Эдвин с верхнего этажа и сбежал вниз по лестнице.
Марианна с Элин молча ждали его, затаившись в глубине кухни, но стоило ему показаться в дверном проеме, как они тут же с хохотом закидали его подушками.
Все трое повалились на пол, образовав куча-мала. Голова Элин оказалась на плече Марианны. От мамы пахло сигаретным дымом и сладкими духами. Эдвин, хихикая, ползал по ним. Их лица раскраснелись от возбуждения и долгожданного смеха. Ноги перепутались, и уже невозможно было понять, где чьи. В волосах запутались хлебные крошки и собачья шерсть.
– Что ни говори, а нам и так хорошо. Без мужиков, молока и чужих денег. – Марианна притянула к себе детей и крепко их обняла.
– Черт побери, так что ж, выходит, у нас больше никогда не будет молока?! – огорченно вскричал Эдвин.
Марианна и Элин тут же рассмеялись.
– Верно, черт, черт, черт, черт, – пробормотала Марианна.
Элин поднялась с пола и снова подошла к дверце шкафчика. Провела черту под именем Эдвина и еще четыре под именем Марианны.
– Нет, мама, ты точно проиграешь.
– Знаю. – Марианна отпихнула Эдвина в сторону и поднялась. Уселась за стол и закурила. Помещение наполнилось дымом. – Я всегда проигрываю.
На кухне стало тихо. Элин снова легла на пол и подло жила под голову одну из подушек. Она лежала, уставившись в потолок, слушала тиканье настенных часов и тяжелое дыхание матери, наполнявшее кухню клубами сигаретного дыма.
Проворно перебегая от одной сосны к другой, Элин с любопытством следила за медленно бредущей по каменистому берегу парочкой – мужчиной и женщиной. Когда фигуры остановились и слились в объятии, она присела на корточки за куст и сквозь просвет в желтеющей листве попыталась разглядеть мужчину, но увидела только его спину. Тело скрывала мешковатая куртка, на голове незнакомца была темно-синяя, натянутая до самых бровей шапка. Они стояли совсем близко друг к другу, ее руки гладили его по спине. Головы ритмично двигались в страстном поцелуе.
Элин огляделась, пошарила по земле рукой и, нащупав камень, со всей силы швырнула его в целующуюся парочку. Камень со стуком приземлился среди других камней на берегу, и парочка расцепила объятия.
– Что это было?
У Элин перехватило дыхание. Она узнала этот приглушенный мужской голос. Тут же вскочила и, пригибаясь, пулей дунула в лес. Ее ноги мчались по устилавшей землю хвое, перепрыгивали через торчащие корни и огибали изогнутые стволы сосен, словно флажки на слаломной горке. Наконец она остановилась и прислушалась. Шум волн и скрип гальки под ногами удаляющейся парочки. Никаких голосов. Никто не гнался за ней. Элин с облегчением опустилась на землю, по-турецки скрестив ноги. Достала из кармана джинсов клочок бумаги и огрызок карандаша. Задумчиво повертела карандаш в пальцах и дописала еще несколько размашистых строк к тем, что уже там
У мамы появился мужчина. Просто чтоб ты знал. Пака ты там сидишь и гниешь в своей тюрьме, она целуется с другим. Это просто атвратительно. Вазвращайся. Твое место здесь. Хотя ты, наверное, и так это знаешь. Я надеюсь, что ты раскаиваешься. И больше не будешь пить. Мама – самая лучшая. Пайми же это наканец. А не то будет поздно.
Она уставилась на слова, перечитала их несколько раз. Потом вернулась к началу письма, пестревшему сплошными знаками вопроса:
Привет, папа! Пачему ты не пишешь? Ты савсем не скучаешь по мне? Не скучаешь по Эрику с Эдвином? Разве тебе не интересно, как мы тут живем? Ты вспоминаешь о нас хоть изредка? Я могу сказать палиции, что иногда ты бываешь харошим.
Она скатала бумажку в круглый маленький шарик. Огляделась, раздумывая, куда бы его запулить, но рука словно онемела. Эти слова ей надо было излить. Она подумала и запихнула бумажку обратно в карман. Туда же убрала обгрызенный карандаш. После чего легла на спину и принялась смотреть, как ветер играет с облаками в небе. Смотрела на чаек в вышине, на то, как они парят, расправив крылья. Как бы ей хотелось стать птицей. Летать, порхать, нырять. Не думая ни о чем. Она раскинула руки в стороны, покрутила туда-сюда головой и закрыла глаза.
– Элин! Элин! Что с тобой случилось?!
Пронзительный крик выдернул ее из дремоты. Она подскочила и увидела бегущую к ней от берега Марианну. Рядом с матерью уже никого не было.
– Тебе плохо? Ты заболела? – Марианна бросилась к дочери и упала рядом с ней на колени.
Элин сердито отпихнула руку матери, не дав ей коснуться своей щеки:
– Не трогай меня!
– Я подумала, что ты умерла. Ты так странно лежала… – Марианна глядела на нее расширившимися от ужаса глазами. – Я так испугалась. Чем ты тут занимаешься?
– Ничем. А ты что тут делаешь?
– Просто гуляла по берегу. Погода сегодня хорошая. Но сейчас уже холодно, пора домой.
Элин вскочила и быстро зашагала прочь.
Марианна побежала за ней следом:
– Подожди, Элин! Пойдем домой вместе.
Вместо ответа Элин прибавила скорость, переходя на бег. Все быстрее и быстрее. Ее куртка развевалась на ветру, словно плащ на супергерое.
По щекам текли слезы. Острые камни впивались в ноги через тонкие подошвы туфель, но это не мешало ей мчаться дальше. Она не знала, почему плачет. Должно быть, потому что со всей ясностью вдруг поняла, что пришел конец всему. Конец их семье. Конец тому небольшому, единственно нормальному, что у нее было.
Слезы душили, не давая дышать, и она остановилась. Оперлась руками о ствол дерева и принялась яростно пинать его ногами. Пальцы ныли, матерчатые туфли служили плохой защитой от ударов, но слезы все сильнее текли из глаз, и вовсе не от боли. Она плакала, чтобы дать выход душившим ее рыданиям. Она плакала, потому что внутри больше не было места для слез. Вся ее душа до краев была переполнена мерзким зловонным дерьмом.
Наконец Марианна догнала ее. Элин обняли худые мамины руки, совсем близко зазвучал ее шепот: