Смотреть на звезды. (Вопрос – половинка сердца)
Шрифт:
Над ближайшим полем – там, где еще неделю назад волновалось целое море ржи, а ныне торчала лишь щетина соломы, скупо оставленная комбайном, – тянулись длинные полосы тумана. Со стороны казалось, будто с пасмурного неба упало облачко и растеклось по земле. Солнечные лучи пробирались сквозь него, и капельки росы на траве вспыхивали и искрились, словно мириады волшебных огоньков. Элин смотрела во все глаза, не в силах оторвать взгляда от этой красоты.
Звук приближающихся шагов заставил ее сердце забиться быстрее. Несмотря на закрытую дверь магазина, она слышала, как поскрипывает пол
Вернувшись обратно в магазин, Элин застала Герду сидящей на корточках перед полками с хлебом. При звуке дверных колокольчиков она вздрогнула от неожиданности и уронила пару пакетов. Но, увидев, кто пришел, улыбнулась:
– Привет, малышка. Что, решила вернуться? Должно быть, мама здорово разозлилась на тебя. Прости. Надеюсь, она не станет тебя пороть? Пойми же, я была вынуждена ей рассказать.
Элин пожала плечами. Из кармана джинсов все еще торчала палочка леденца, она вынула его и развернула фантик. Затем с леденцом во рту уселась на пол рядом с Гердой и протянула ей упавшие пакеты с хлебом.
– Спасибо, дружок. Ты всегда приходишь мне на помощь, причем в самый нужный момент. Вот теперь все в порядке: тут у нас ржаной хлеб для Гринде, а здесь – батоны белого для Линдквистов и Петтерссонов.
– Откуда ты знаешь, кто что возьмет?
Герда негромко засмеялась:
– Я много чего знаю. Твой папа, к примеру, обожал ков риги с патокой. И ты, наверное, тоже их любишь? Угадала?
Элин кивнула, а Герда протянула ей буханку:
– Возьми домой, у этого хлеба вчера вышел срок годно сти. Я всегда забираю домой просроченный хлеб и замора живаю в морозильнике. Он так нормально хранится. Могу давать тебе хлеб хоть каждую неделю, если у вас дома все на столько серьезно.
– Но мама подумает, что я украла его… Герда погладила Элин по щеке:
– А мы ей скажем, что этот хлеб так или иначе мы бы вы бросили. Советую замораживать в пакетиках, по четыре лом тика в каждом, а потом вынимать, когда потребуется.
Элин прижала буханку к щеке и глубоко вдохнула слабый хлебный аромат.
– Понимаю, как вам сейчас тяжело, когда рядом больше нет папы. Но он скоро вернется, вот увидишь. – Герда ободряюще улыбнулась.
– Мама говорит, что он больше никогда не переступит порог нашего дома.
Элин закусила губу, и глаза у нее подозрительно заблестели.
– Вот как? Ну что ж, может, так оно и будет. Но порог своего собственного дома он переступит точно. И тебе никто не помешает навещать его там.
Элин кивнула.
– Хочешь поговорить об этом? – спросила Герда.
Элин замотала головой. Тогда продавщица крепко обняла ее и держала, пока Элин не высвободилась сама.
– Говорят, что мой папа – убийца и что он никогда не вернется назад, – едва слышно пробормотала она.
– Кто это говорит?
– Да все в школе. Говорят, его заперли, а ключ выбросили. Что он какой-то там преступник… или
Герда покачала головой и погладила ее по щеке. Рука женщины была теплой и шершавой.
– А ты сама-то что думаешь? – спросила она.
Элин пожала плечами. Леденец почти закончился, она вынула палочку изо рта и задумчиво уставилась на нее.
– Что такого ужасного он натворил? Почему мне никто об этом не расскажет?
– Что ж, во всяком случае, он никого не убивал, это уж точно.
Герда рассмеялась и покосилась на дверь. Перед магазином затормозил синий «вольво», из машины вышел долговязый мужчина в красной клетчатой рубашке и ковбойской шляпе. Двумя большими шагами он преодолел лестницу и толкнул дверь.
Элин наклонилась к Герде и шепотом спросила:
– Это правда, что у Гринде каждую субботу едят говядину?
– Лучше спроси об этом Мике. Или Фредрика.
Элин мотнула головой:
– Нет, я не буду ничего у них спрашивать. Я ведь случайно это услышала. Вдруг это неправда.
– Мой тебе совет – не придавай слишком большого значения тому, что болтают люди.
Едва Мике переступил порог магазина, как лицо Герды просияло, и она последовала за ним по проходам между полками, треща как сорока. Элин осталась сидеть, укладывая на полки оставшиеся пакеты. Когда Мике приблизился к ней, она протянула ему буханку ржаного.
– Здравствуй, крошка. А откуда ты знаешь, что я хочу?
Он присел рядом с ней на корточки, оперевшись одной рукой о полки. От темного, расползшегося под мышкой пятна пота несло кислятиной. Элин посмотрела на Герду.
– Она догадливая, эта малышка, – рассмеялась продавщица.
– Да уж точно.
Мике сунул руку в карман и достал пятикроновую монету. Потер ее большим пальцем и подбросил высоко в воздух. Элин увидела, как металлический диск быстро-быстро завращался, поблескивая в свете люминесцентных ламп. Монетка падала прямо к ней, и она протянула руку, чтобы поймать ее.
– Возьми, купишь себе чего-нибудь вкусненького.
Мике повернулся к Элин спиной и, довольно улыбнувшись Герде, направился к кассе с корзинкой, полной продуктов. Герда осыпала его восхищенными возгласами, не забывая внимательно выслушивать все, что он говорит. Элин так и сидела на полу, пока Мике не покинул магазин и не сел в свой синий «вольво». Когда взревел мотор, она подошла к холодильнику с молочной продукцией и достала оттуда один красно-белый пакет молока. Подошла с ним к Герде и положила рядом с кассой:
– Я хочу купить вот это. Можешь написать записку моей маме и объяснить ей, что я это не украла? И про хлеб тоже?
Нью-Йорк, 2017
Лифт натужно скрипит, преодолевая этажи, словно тросы, на которых он висит, вот-вот лопнут. Зеркала равнодушно отражают каждый сантиметр ее тела; она видит свои отражения повсюду. Элин проводит рукой по маленькой складке прямо над талией, проступающей сквозь ткань платья. Она появилась после сорока, и с тех пор от нее невозможно избавиться. Затем наклоняется и внимательно изучает свое лицо. Ищет на нем следы былой красоты, но видит лишь темные тени под глазами и заостренные скулы.