Смотреть на звезды. (Вопрос – половинка сердца)

Лундберг София

Элин приготовилась войти. Но тут согнутая фигура распрямилась. От этого движения сердце Элин подпрыгнуло, и она пулей понеслась обратно к братьям. Скорее вперед, через усыпанный мелким гравием двор, а в спину летит очередная порция брани. Задыхаясь от бега, она испуганно присела за кучей хлама. Марианна выскочила на крыльцо и принялась швыряться во все стороны черепками, словно снарядами.

– Оставайтесь там, где вы есть, чтоб я больше вас не ви дела! Слышали? Я больше не желаю вас видеть!

Черепки закончились.

Марианна, в порыве гнева, сунулась туда-сюда, ища детей. Элин сжалась в комочек и закрыла руками головы братьев, прижав их к своему животу. Они сидели тихо-тихо, как мышата, настороженно ловя каждый звук.

– Больше не дождетесь от меня еды в этом месяце. Слышали, вы? Никакой жратвы. Сволочи, оглоеды! Чтоб вам пусто было!

Мать бранилась, продолжая яростно рассекать руками воздух, хотя ей нечем было бросаться. Элин обреченно наблюдала за ней сквозь щелку в груде мусора. Старая мебель, доски, коробки и прочий хлам, который давно следовало выкинуть, но все как-то руки не доходили.

Наконец Марианна повернулась и исчезла в доме, прижимая руки к сердцу, словно оно у нее болело. Через окно кухни Элин наблюдала, как мать вытряхивает свою сумку и лихорадочно роется в ящиках. Ага, нашла, что искала. Сигарету.

Мать прикурила и, глубоко затянувшись, выпустила в потолок колечко дыма. Идеально-круглые колечки превращались в овальные и исчезали, растаяв в воздухе. Элин знала, что колечки успокаивают мать. Когда от сигареты останется лишь окурок, она бросит его в раковину, и все будет позади.

Тесно прижавшись друг к другу, дети не спешили покидать своего укрытия. Эдвин склонил головку и палочкой рисовал на земле кружочки и линии. Элин сидела неподвижно, устремив взгляд на дом. Ждала. Когда Марианна распахнула замызганное окно кухни, она осмелилась выйти из-за кучи хлама. Их взгляды встретились. Элин нерешительно улыбнулась и робко помахала рукой. Лицо Марианны озарила слабая ответная улыбка, но ее рот по-прежнему оставался строго сжат.

Плохое осталось позади. Теперь все снова будет как обычно.

На подоконнике стояли две засохшие примулы в горшках. Марианна отщипнула несколько самых увядших цветков и бросила на клумбу под окном.

– Простите меня, – крикнула она. – Я просто немного погорячилась. Вы можете возвращаться.

Мать отошла от окна и тяжело опустилась за кухонный стол. Элин посмотрела на нее, потом присела на корточки, собрала с земли пригоршню мелких камешков, перевернула ладонь и разжала. Камешки посыпались на землю, но один немного задержался, прежде чем отлипнуть и упасть к остальным.

– Не будет у тебя никаких детей! – торжествующе крикнул Эдвин.

Элин бросила на него сердитый взгляд:

– Замолчи!

– Ну, может, еще и будет, – попробовал утешить ее Эрик. – Все-таки один камешек задержался, пусть и ненадолго.

– Да вы что, дурачки, неужто

всерьез верите, что какая-то горстка камешков может предсказать будущее?

Вздохнув, Элин зашагала к дому.

На полпути остановилась и махнула братьям:

– Ну, что замерли? Идемте, сейчас будем есть. Лично я страшно проголодалась.

Они вошли на кухню, Марианна в глубокой задумчивости стояла у окна. В руке у нее дымилась сигарета с длинным столбиком пепла, который, казалось, только и ждал, когда его стряхнут. На столе – полная пепельница окурков. Лицо Марианны было бледным, глаза пустыми. Она не пошевелилась, даже когда дети тихо сели на кухонный диванчик.

Элин, Эрик и Эдвин обедали в полном молчании. Нежирная колбаса, по два ломтика на каждого, и холодные слипшиеся макароны. Отделить одну макаронину от другой удавалось лишь с помощью доброй порции кетчупа. Стаканы стояли пустыми. Элин поднялась, чтобы налить воды. Марианна проводила ее равнодушным взглядом; стояла у окна и молча смотрела, как дочь наполняет стаканы водой из-под крана и ставит на стол.

– Вы теперь снова послушные, да? – Голос матери про звучал тягуче, словно она только что проснулась.

Элин вздохнула, братья за ее спиной теснее прижались друг к другу.

– Мы случайно пролили, мама. Мы не хотели.

– Что, дерзишь мне?

Элин покачала головой:

– Вовсе нет, просто…

– Замолчи. Все, ни слова больше. Ешьте молча.

– Прости, мама, но мы правда не хотели. Это я виновата, что кувшин разбился. Не сердись на Эрика с Эдвином.

– Вы все время ссоритесь. Я так больше не могу. Мои нервы просто не выдерживают. – Марианна громко застонала.

– Нам сегодня больше не нужно никакого молока. Нам и с водой хорошо.

– Как же я устала…

– Прости, мам. Нам очень жаль. Правда ведь, Эрик? Правда, Эдвин?

Братья дружно закивали. Марианна подошла к плите, склонилась над кастрюлей, поскребла немного со дна и сунула ложку с макаронами в рот.

– Хочешь, я дам тебе тарелку? – Элин вскочила с места и бросилась было к шкафчику, но мать остановила ее:

– Не нужно, ешьте. Только пообещайте мне, что больше никогда не будете ссориться. А воду вам все равно придется пить до конца месяца, потому что у нас больше нет денег.

Мальчишки сосредоточенно уплетали свои порции, вилки противно скрипели по коричневому фарфору.

– Ешьте потише!

– Мам, макароны остыли и склеились, отделить трудно.

– Сами виноваты, зачем надо было начинать ссору? Кому говорю, ешьте тише!

Эдвин перестал жевать. Эрик понурился и принялся беззвучно насаживать макароны на вилку. Ровно столько, чтобы можно было сразу сунуть в рот.

– Почему ты такая злая? – внезапно прошептал он и поднял глаза на мать.

Марианна ответила ему строгим взглядом.