Смотреть на звезды. (Вопрос – половинка сердца)
Шрифт:
– Вы могли бы сидеть за одним столом с королем. Слышите, вы? Мои дети в любой день недели должны вести себя прилично, как если бы они обедали у самого короля.
– Прекрати. Так говорил папа, когда напивался. Мы никогда не будем есть за одним столом с королем. Как такое вообще возможно? – насупилась Элин.
Марианна выдернула у нее из пальцев вилку и злобно швырнула об стол. Вилка подскочила и упала на пол.
– Я больше не могу. Слышите, вы, я так больше не мо гу! – Похватав тарелки, мать запихнула их в раковину.
Она сердито гремела посудой, но Элин знала, что по-настоящему их мать бывает злой только на голодный желудок. Поэтому,
– Мы наелись, мам, спасибо. Тут тебе еще осталось.
Элин покосилась на братьев, которые подавленно молчали, глядя на свои вылизанные тарелки. У Эдвина пышная, цвета спелой ржи, копна волос на голове, которую ему до сих пор не остригли, несмотря на то что ему уже было семь и он пошел в школу. Локоны вились кольцами и ниспадали на плечи золотым водопадом. Эрик всего на год старше брата, но совсем другой, даже внешне. Волосы у него прямые, и ни намека на кудри. Марианна регулярно подстригала Эрика машинкой для стрижки, открывая оттопыренные уши.
– Вы наелись? – Элин гипнотизирующе уставилась на братьев, и те, неохотно кинув, сползли с диванчика.
– Можно мы пойдем? – спросил Эрик.
Элин кивнула, и вскоре шаги мальчишек затихли на верхнем этаже. Сама она осталась на кухне. Сидела, слушая грохот моющейся посуды, и молча наблюдала за сгорбившейся спиной – раковина была слишком низкой. Внезапно спина замерла, и Марианна, не разгибаясь, сказала:
– Все-таки мы неплохо живем, правда?
Элин не ответила. Мать не повернула головы. Их взгляды не встретились. Грохот посуды возобновился.
– Что бы я без тебя делала? Без твоих братьев? Вы ж мой покерный сет.
– Только поменьше злись, ладно?
На этих словах Марианна обернулась. В окно кухни ярко светило солнце, и в его лучах стекла ее очков выглядели грязными. Она встретилась взглядом с Элин, тяжело сглотнула, взяла ложку и снова принялась соскребать со дна холодные макароны.
– Вы точно наелись?
Взяв кастрюлю, она втиснулась рядом с дочерью на диванчик и ласково потрепала по голове:
– Ты так много мне помогаешь, без тебя бы я ни за что не управилась.
– У нас правда совсем не осталось денег? Даже на пакет молока? Ты же покупаешь сигареты. – Последние слова Элин произнесла почти шепотом, уперев взгляд в стол.
– Правда. Во всяком случае, до конца месяца уж точно. Сигареты тоже кончаются, и мне не на что новые купить. Все ушло на ремонт машины, ты же сама понимаешь – без нее никуда. Нам придется довольствоваться тем, что найдем в кладовке, там, кажется, еще оставалось несколько консервов. А если уж совсем невмоготу станет, то в кране всегда есть вода.
– Позвони бабушке. Пусть она поможет. – Элин робко посмотрела на мать.
– Ни за что, – мотнула та головой. – Да и чем она может нам помочь? Она такая же нищая, как и мы. Я не собираюсь плакаться ей в жилетку.
Элин встала и, порывшись в карманах давно ставших тесными джинсов, выудила сложенный лист бумаги, огрызок карандаша, две смятые купюры по одной кроне и пару монет по пятьдесят эре.
– Вот, смотри, что у меня есть. – Она выложила деньги на стол.
– Что ж, этого хватит на один пакет. Спасибо. Завтра, если хочешь, загляни в магазин. Я верну тебе четыре кроны, когда получу деньги. Обещаю.
Элин кивнула и выскользнула из дома. Из прохладных сумерек – наружу. Марианна осталась сидеть за кухонным столом. С новой сигаретой в руке.
Элин считала
– Борись. Бейся и победи их! Всех, кто несет в себе зло!
Возле бочки, за углом дома, у нее был устроен тайник. Здесь мало кто бывал, кусты вплотную подходили к стене, и сосновые иголки щекотали подошвы, когда она ступала по ним босиком. Элин полжизни пряталась здесь, начиная с пяти лет. Она приходила сюда, когда ей просто хотелось побыть одной. Или когда случалось с кем-нибудь поссориться. Когда напивался папа. Когда плакала мама. Из нескольких веток, принесенных из леса, она соорудила себе маленький стульчик, и он всегда здесь стоял и ждал ее, прислоненный к стенке. Она любила сидеть на нем и думать – в одиночестве она лучше слышала свои мысли. Крыша и водосточный желоб из пластика укрывали ее голову от дождя, но только если она усаживалась вплотную к дому. В такие моменты она откидывала голову назад, зажмуривалась и давала каплям дождя мочить свои поношенные джинсы. Джинсовая ткань покрывалась темными крапинками, и по бедрам, словно ледяное покрывало, расползался холод. Дождь припускал, становился сильнее, а она все сидела, выставив ноги наружу, и чувствовала, как ткань намокает все больше, а холод пробирает ее все сильнее.
В бочку быстро падали капли. Она сосредоточивалась на этом звуке, считала капли и за все время ни разу не сбилась и не перепутала ни одной цифры. В школе со счетом было куда хуже. Там никогда не было таких чистых и ясных звуков, как здесь. Один только шум, крики, топот и беготня по лестницам. В этом хаосе мозги Элин волей-неволей отмечали все, фиксировали каждый звук. Цифры в голове сбивались в кучу, она терялась и не могла сосредоточиться.
«Ваша дочь безнадежна», – сказала однажды учительница Марианне. Безнадежна в математике. Безнадежна в чистописании. Безнадежна почти во всем. И вдобавок ко всему дочь преступника. Об этом говорили все дети в школе и даже учителя, когда думали, что она не слышит. Они начинали перешептываться, стоило ей оказаться поблизости. А она… Она даже не знала, что означает это слово.
Единственный, кто всегда защищал ее, был Фредрик. Самый сильный и самый умный парнишка в школе. Он брал ее за руку и тащил за собой, и пусть только кто-нибудь посмеет обидеть Элин, пока он рядом, – этому негоднику тут же не поздоровилось бы. Однажды она спросила его, что означает это слово – «преступник», а он лишь рассмеялся в ответ и посоветовал думать о чем-нибудь другом. Более веселом.
Элин догадывалась, что все эти перешептывания за ее спиной как-то связаны с тем, что однажды у них в доме появились люди в форме и забрали папу. Полиция. И с тех пор он больше не жил дома. Она скучала по отцу, каждый день думала о нем. Уж он-то никогда не говорил ей, что она безнадежна, он вообще не понимал, зачем нужно хорошо учиться в школе. Элин частенько помогала ему в мастерской, и делала это хорошо. Во всяком случае, папа всегда ее хвалил.