Смуглая леди (сборник)
Шрифт:
человека в гостиную, а я сейчас приду. Сюзанна здесь?
– Здесь, - ответила старуха, - наверху. Ее отец не принял.
– Отлично, - кивнул головой доктор так, как будто это и впрямь было отлично.
– Так я
сейчас! и он быстро вышел.
– Вот, - сказала старуха, когда они остались вдвоем, - вот, молодой человек, наша
жизнь. Правильно поется: вчера я сидел с вами, друзья, свежий и румяный, вчера я пил и
веселился, а сегодня пришла ко мне смерть и... Проснулся веселый,
что-то такое рассказывал, после обеда попросил своего любимого квасу, выпил один
глоток - да вдруг как закашляется. Упал лицом в подушку, зашелся в кровь. Кровь
печенками! Вот наша жизнь!
– Да, - сказал Гроу неловко, - да, это уж...
– Преподобный Кросс два раза приходил, - понизила голос старуха.
– Только к нему
что-то не зашел. А он меня и спрашивает: "Мария, а кто это там у дочек?" Стала я ему что-
то плести, - она опять хмыкнула, - а он мне вдруг: "Ладно! Знаю!" - лег, вытянулся и глаза
закрыл. Разве с ним слукавишь? Он тебя насквозь видит.
– Она открыла дверь в комнаты.
–
Зайдите, сударь, посидите, обогрейтесь, доктор сейчас придет.
Гостиная была обширная, с темными стенами, камином, большим окном и двумя
дверями. Плечистый, бородатый мужчина, одетый по-дорожному, стоял возле окна и
скучно барабанил пальцами по стеклу. На вошедших он не обратил никакого внимания.
Старуха сердито взглянула на него, громко высморкалась, бормотнула что-то свое
неодобрительное и ушла. В комнате было темновато. В большом канделябре горела только
одна пара свеч (в доме, видно, знали цену деньгам), но стол, на котором стояли эти
канделябры, был покрыт богатой, тяжелой скатертью с бахромой и кистями. У стен стояло
несколько стульев, крытых тисненой кожей с золотыми лилиями, и несокрушимый шкаф с
врезанными костяными медальонами.
Плечистый постоял у окна, еще немного побарабанил, вздохнул, сказал печально и
иронически: "Да! Д-а-а! Да-да!" - и пошел по гостиной. Дошел до Гроу, остановился и
спросил:
– Вы здешний?
– Нет, - ответил он.
– А откуда?
– Из Кембриджа!
– Медик?
– Да!
Лицо плечистого сразу оживилось.
– Ах, вы, верно, тот самый студент, что... Вы к больному?
Гроу кивнул головой. Плечистый протянул ему РУКУ.
– Познакомимся. Ричард Бербедж. Актер!.. Слышали? Ну, очень приятно, значит,
конечно, слышали! Половину сбора нам делают студенты. Вас как зовут-то?.. Гроу?
Саймонс Гроу? Отлично, Гроу. Меня можете просто называть Ричардом! Так вот, Гроу, обязанности у вас будут чертовски сложные. Вы кем приходитесь доктору?.. А жене его?..
Так-таки никем?.. Странно! Очень, очень странно, -
– Почему?
– спросил Гроу.
– Почему странно?
– Да не больно в этот дом пускают чужих! Ну да сами скоро все поймете. Тут главная
сила, конечно, дочки. И та и другая. Только жалят они по-разному. Старшая как топором
рубанет. Кого ей тут бояться? Младшая действует словно невзначай. Простушка и все, просто обмолвилась или не поняла да и ляпнула лишнее. Старуха перед ними - ангел. А
говорят, тоже была... Вы из Кембриджа?
– Нет, я из Оксфорда.
– Да?! А в "Короне" были? Хозяина ее случайно не знаете?.. Как, знаете?
– Бербедж
даже схватил Гроу за ладонь.
– Ну как же! Как же! Друзья мы с ним, друзья. Я всегда у
него на ночь останавливаюсь. Я и Билл! Гуляли не раз! Но все было, конечно, в порядке.
Большого расчета в маленькой комнатке у нас никогда не случалось. Вы знаете, что это
такое?
Гроу улыбнулся.
Актеры всегда хотят во всем быть первыми и все знать больше всех. Среди теологов и
юристов Оксфорда, верно, ходила такая пословица. Про неудачливого игрока говорили:
"Ну, кажется, он меня доведет! Я ему устрою большой расчет в маленькой комнате: не
умеешь играть - не садись, а проиграл плати!"
– В маленькой комнате убили Марло, - сказал Гроу.
– Но, мистер Ричард, может быть, вы мне расскажете хотя бы в двух словах об этом доме и больном?
Бербедж задумался.
– Рассказать-то, конечно, надо бы, только вот что?
– развел он руками.
– Ну, с больным
легче всего - он тихий и нетребовательный. Он догадывается, что умирает, и ни от кого
ничего не требует. У него на это свой принцип: "Если ограбленный смеется, то грабит
вора, а если плачет, то грабит самого себя", так что с ним никаких забот у вас не будет, зато вот семья...
– Он нахмурился, подбирая слова.
– В общем, в этом доме все
перемешалось, и не поймешь, кто на кого и кто за кого. Дочка - на дочку, обе дочки - на
мать, обе дочки и мать - на отца, а отец разом на них всех. Однажды даже тарелкой
запустил. А с ним тоже положение сложное: с одной стороны, он и для них сэр Виллиам и
пайщик королевской труппы, джентльмен и домовладелец; с другой стороны, на все это им
наплевать. Он просто-напросто актер, который нагулялся, наблудился, а помирать приехал
домой. В общем, как смерть подошла, и родной дом стал хорош. Дальше: он дворянин, и
король удостоил его личным письмом, а с другой стороны, и на это им наплевать.
Преподобный Кросс им объяснил: короли не только на актеров, а и на медведей ходят