Смуглая леди (сборник)
Шрифт:
"Они слепые-поводыри слепых". Спасибо, милый!
– Горы, замки, храмы - весь земной шар когданибудь заколеблется, поплывет и
превратится в клочья тумана, - продолжал мальчик, - и останется одно пустое, холодное
небо. Мы состоим из того же вещества, что сны. И снами окружена маленькая жизнь -
непонятная и бессмысленная. Так сказал великий Просперо! Поэтому восславим же
сегодня великое искусство и тех творцов, которые служат ему, непреходящему, вечному, бессмертному,
Мальчик кончил, опустил руку, и все захлопали.
– Иди, иди сюда, мой милый, - сказал Бербедж растроганно, - иди, очень хорошо
сочинил и прочел. Молодец! Лист клади сюда, и вот тебе бокал, как взрослому, - пей!
Задвигались стулья, зазвенела посуда, и все потянулись к маленькому Харту с
бокалами, только мать откуда-то из-за угла закричала:
– Нет, нет, ему нельзя! Я вас прошу! И вообще сейчас уже поздно.
Достопочтенный Кросс - он все время сидел неподвижно, переждал, когда шум
стихнет, а потом спросил:
– Виллиам, милый, а кто такой Просперо? Я что-то не слыхал такого. Это из древних
или он итальянец?
– Это добрый волшебник из последней комедии дяди, - ответил мальчик.
– Ну, не очень-то он добрый, если говорит такие вещи, - усмехнулся Кросс.
– Жизнь
для христианина - это не сон, а подвиг, мой любимый. И пресвятая апостольская церковь
тоже не сон, а твердыня, коя сотрет врата ада.
– Так это же стихи! Достопочтенный Кросс, стихи это!
– крикнул Грин с другого конца
стола.
– Что ж, и царь-псалмопевец писал стихи, скромно и неумолимо вздохнул Кросс, - и
Библия разделена на стихи. И Нагорная проповедь тоже состоит из стихов. И все-таки все
они не сон. А земной шар не разлетится в туман, а по воле сотворившего его в один день
станет местом Страшного суда, где все получат по заслугам - и грешники, и праведники, и
словоблуды, и мытари. Пусть никто не забывает этого. Каким судом мерите, таким и вам
отмерится, учит Святое Писание.
– И он слегка покосился на спокойного и равнодушного
ко всему Комба, который сейчас даже не слушал его.
– Не повторяй больше этих негодных
стихов, мой ненаглядный.
Когда гости расходились, Шекспир шепнул Бербеджу: "Зайди ко мне". Он пришел и
застал Шекспира за столом. Увидев Ричарда, Шекспир отложил перо и встал.
– Это ты научил мальчика?
Бербедж засмеялся:
– Да нет, он сам.
Шекспир покачал головой:
– Скверно.
– Почему?
Шекспир положил перо, встал, пошел, сел на край постели и закрыл глаза. Лицо его
было очень утомленным.
– Тебе что, нездоровится?
– спросил Ричард.
Шекспир ногой об ногу сбросил туфли и лег.
–
– Так почему же скверно?
– спросил Бербедж.
– А потому, - ответил Шекспир, - что пастор прав. Не мальчишке в шестнадцать лет
повторять такие стихи. Это приходит в голову только перед самым концом. Когда человек
начинает, как сказал один умный француз, учиться умирать. Тогда он смотрит на свою
жизнь с другого конца, переоценивает ее заново, и оказывается, что и деньги, и земля, и
семья, и все житейские треволнения были только дурным сном. Он рассеивается, и вот ты
умираешь.
– Все?
– спросил Бербедж.
– Когда-то ты не так говорил об искусстве.
Шекспир открыл глаза и улыбнулся.
– О каком? О нашем с тобой? Ну что ж, мы не зря сунули в руки нашему Геркулесу
земной шар и написали: "Весь мир актерствует". Так оно, кажется, и есть, если поглядеть
на жизнь поосновательней. ... Уж с неделю ему было трудно дышать. Но доктор догадался: по его указанию жена и Мария устроили что-то похожее на большое кресло из подушек, и
с тех пор он не лежал, а сидел. Думал, вспоминал, читал Сенеку (раньше он как-то прошел
мимо него). Он думал, что, может быть, было бы хорошо написать трагедию "Актею". Но
сейчас на это у него просто не хватит пороху. Ему была очень понятна эта древняя Актея, героиня трагедии Сенеки, двоюродная сестра и жена Нерона. Тиран и ее, конечно, убил, как и всех остальных своих жен, и она безропотно приняла эту участь - кроткая,
белокурая, печальная женщина. Одна из тех, которые в жизни любят только однажды и
гибнут как-то сами, когда любовь их обманет. Он сам искал таких женщин, любил их, восхищался ими, а через месяц сбегал от них, потому что ему становилось нестерпимо
скучно. Сейчас он вспоминал о них то с нежностью, то с грустью, то с хорошим чувством
сожаления и не замечал, как в комнате становилось все темней, приходила Мария и
зажигала две свечи три было плохой приметой. Утром он брился, переодевался - сорочка
на нем всегда была свежая - и разговаривал с внучкой, вежливой розовой девочкой, очень
похожей лицом и ухваткой на мать, и они вместе рассматривали картинки (книга была
огромная, в скользком белом переплете, и внучка ее едва удерживала), принимал
процедуры (банки, банки, банки, - доктор Холл, кроме тинктур, инфузий и микстур, признавал еще только их, к кровопусканию же, как и ко всему хирургическому, относился
отрицательно). Затем завтракал, затем обедал и напоследок ужинал. Правда, ужинал он
редко, зато выпивал за сутки почти пинту кваса на меду; просил холодной воды из