Снова на привязи
Шрифт:
Тем не менее, даже на лицах рабов, копающих в летнее время червей у берегов соленых озер, лежала печать беспокойства и глухой тоски.
Уж этим-то чему огорчаться?! Тому, что не доведется копошиться в тяжелой сырой соленой глине и едкой желтой краске?
Непонятно. Ну да, в обмен на желтую краску с равнины приходили предметы роскоши — полированные зеркала, бусы, разноцветный шелк. Вот только ни одному рабу не достанется и нитки из тюка шелковой материи. Ни единой капли дорогих благовоний с равнины. И
Разве что… они тревожатся по привычке. Будут недовольны хозяева — сделается плохо и рабам.
По сути, ей, Накато, не должно быть особого дела до тревоги обитателей кочевья. Только уж больно заразительна она оказалась. Так что приходилось прилагать усилия, чтобы не поддаться общему беспокойству. И продолжать молча выполнять каждый день одни и те же обязанности, порядком надоевшие.
Иногда девушка немного жалела, что их не так-то много: будь у нее чуть больше забот, меньше оставалось бы времени на изматывающие бесплодные размышления.
*** ***
— Слушай внимательно, — говорил Амади, раскладывая колдовские предметы. — Я собираюсь звать Таонга. Он и при жизни был упертым до одури. Но он — сильный шаман, и его помощь мне ох как пригодится. Да и ученика его тоже. Бомани мне меньше нравится — его дар слабее. И нрав не столь несгибаемый. Потому он и сделался шаманом лишь после гибели предшественника. Так что я намереваюсь заполучить Таонга и его ученика.
— И ты думаешь убедить их помогать тебе?!
— По доброй воле этого не будет, — колдун усмехнулся. — Я позову Таонга, и он придет. Не сможет не прийти — ты сама знаешь. После этого ты внимания на меня не обращай. Быстро уберешь все, чтобы ничто не намекало на призыв. Приберешь в шатре — все должно выглядеть, словно никто здесь не обращался к потустороннему миру. И быстро приведешь Рамлу. Она должна прийти одна!
— Я должна ее убедить?
— Тебе придется ее убедить. Ты скажешь, что Бомани просил привести ее. И что просил ее помочь в проведении ритуала. Видишь, я разложил предметы на подносе? Вот их не убирай — покажешь Рамле.
— И ты уверен, что она согласится? — Накато нахмурилась.
— Она должна согласиться, — с нажимом повторил колдун. — Не робей! Шхарт, хоть и фыркает на тебя презрительно, но твое слово имеет вес в ее сердце. Скажешь ей, что я пытался привязать свою душу к амулету, — указал небрежно на широкую медную цепочку с причудливо переплетенными звеньями и куском хрусталя вместо подвески. — Чтобы не повторялось того, что однажды было — не вытянули мою душу из тела против воли. Она должна будет оживить амулет. Сделать так, чтобы он смог принять и заключить в себя душу.
— А если он заключит твою душу, а не Таонга? — усомнилась
Колдун негромко рассмеялся, качая головой.
— Никогда не сомневайся во мне, — отозвался он. — Я знаю, что делаю. Во всяком случае, я знаю сейчас. Все произойдет так, как и должно быть. Твоя задача лишь — привести шхарт и убедить ее сделать все, что нужно.
— Без ее помощи не получится? — проницательно заметила девушка.
Колдун пристально поглядел на нее. Покачал головой. Накато кивнула и приготовилась ждать.
Она поняла значение взгляда. Амади усомнился — не захочет ли она как-то схитрить, чтобы Рамла не помогла ему, а наоборот. Чтобы его дух, покинув тело, оказался заключенным в колдовской предмет. Тогда игрушка окажется свободна.
Накато даже удивилась, разгадав его сомнения, как ей самой не пришло такое на ум.
Но Амади отбросил мысль раньше, чем она сама успела толком ее обдумать. Решил, что она не станет так от него избавляться.
Почему он так решил? Накато уселась сбоку, напряженно раздумывая. Может, подумал, что она слишком глупа для такого? И ей не хватит ума как следует все провернуть. Или решил, что она слишком верна ему.
Хотя что за глупость? Она хотела бы оказаться на свободе. Быть самой себе хозяйкой. И он это понимает. И все-таки верит ей.
А может, дело в том, что в тело, оставшееся пустым, немедля войдет дух одного из шаманов. Того же Таонга. И тогда Накато придется скверно. Даже если она успеет удрать прочь. Она задумчиво глядела, как колдун готовит предметы для ритуала. Вынимает травы, устанавливает зеркало и две небольшие плошки с углями по обе стороны. Почему он так доверяет ей? Неужели только из-за того, что больше некому?
— Не зевай! — окликнул Амади. — Все произойдет быстро. Как только увидишь, что я во власти духов — все прибирай и беги за Рамлой!
— Я поняла, мастер, — Накато встряхнулась.
Выпрямилась, впилась взглядом в него. В груди помимо воли разлился холод. Она не единожды сама обращалась к миру духов. Но никогда не видела, как это делает кто-то другой.
Амади уселся перед зеркалом, сложил руки на коленях. Высыпал по горсти сушеных трав в обе плошки, и по бокам зеркала завился тонкими струйками дым.
Потянулись мгновения. Со стороны казалось, что ничего не происходит. Колдун сидел, прикрыв глаза. Но Накато прекрасно знала, как обманчива эта неподвижность.
Переменилось все в мгновение ока. Угли в плошках по бокам от зеркала вдруг ярко вспыхнули, а в жаровне и вовсе взвился огонь так, что Накато испугалась — как бы не случился пожар. А поверхность зеркала подернула дымка — словно тень упала. Только не снаружи, а изнутри. Девушка вскочила на ноги. Колдун вдруг завалился на спину, из стиснутых зубов вырвался сдавленный вопль.