Снова на привязи
Шрифт:
– Так и было? – настойчиво вопросил Фарадж. – Эй, ты! – ногой толкнул слегка Накато. – Снова спишь?!
Она замычала в ответ. Хотела, как и приказывал Амади, сказать – мол, неправда все, не спала она, и пошла по зову. Но слова не выговаривались, опухший задеревеневший язык не желал ворочаться.
– Чего мычишь? Врешь мне?
Накато помотала вяло головой.
– Чего ты хочешь от нее, господин, - вступил еще один голос – Накато узнала лекарку рабов. – Она не в себе, и говорить толком не может. Может статься,
Изумительно – рассудительная речь старухи утихомирила Фараджа. Только что он кипел от раздражения – и вот уж в момент утихомирился.
Накато уловила перемену по звуку дыхания. А вот кто это только что ее поносил? Кто-то из служанок, только голоса она не признала. Да, признаться, она и не пыталась запомнить голосов других рабынь и служанок.
Глава кочевья постоял рядом немного и пошел прочь. Накато попыталась понять, где она сама очутилась.
Видимо, ее принесли к старухе-лекарке. Уже закат – это выходит, она провалялась без сознания целый день? Выходит, так. Про Рамлу ничего не говорили. Правда ли та ничего не помнит, как и обещал Амади?
И отчего ей так подурнело? Должно быть, это все дым от красного вьюна и цвета червей. Эх, ничего она в травах не понимала!
– Бабушка, - выдавила она через силу.
– Что тебе? – откликнулась тут же лекарка. – Дурно, воды хочешь? Сейчас.
– Бабушка, - повторила Накато. – Госпожа… научи меня разбираться в травах.
– Чего?! – изумилась та. – Эк тебя сморило, заплело. Молчи уж!
– Научи, - повторила она настойчиво. Приоткрыла глаза через силу, ухватила лекарку за руку непривычно ослабшими пальцами. – Прошу. Я сделаю все, что скажешь, - язык заплетался, и часть слов она проглатывала. – Я сильная!
– Молчи! – сурово прикрикнула старуха. – Выискалась сильная. Тебя мне в помощницы никто не давал, ты шхарт служишь! Да и ни к чему мне такая помощница. Травному делу сызмальства учатся – а иначе проку не будет. И лежи, молчи – сил вон не осталось. Отправишься вот как раз к духам, за грань!
Неужто это все от дыма? Колдун не предупреждал.
Накато забыла, когда чувствовала себя настолько скверно. Ни глаза толком открыть, ни пошевелиться. Мысли – и те ворочались неохотно, тяжело.
Но главное она сообразила: ей не хватает знаний о травах! Она выполнила приказ Амади, бросила в жаровню пучки трав, каких было сказано, не задумавшись даже на мгновение! И вот результат. А вот лекарка наверняка сможет ей поведать о свойствах трав и кореньев – тогда в следующий раз она не попадет так впросак. По крайней мере, будет знать, чего ожидать.
Это ничего, что лекарка отказала. Ей еще долго, судя по всему, придется болтаться в этом кочевье. Старуху она как-нибудь уговорит, подлижется.
На том силы закончились. Накато
*** ***
В следующий раз она проснулась глубокой ночью.
Кочевье было погружено в глубокий сон. Накато не сразу и поняла, где очутилась и почему. Память возвращалась постепенно.
Потом мелькнул разговор с лекаркой, а перед тем – с Фараджем. Шатер, лежащая возле жаровни Рамла, надышавшаяся дыма… приказ Амади.
А вот в этот раз колдун к ней не приходил. Ни когда она лежала в беспамятстве, тоже надышавшись дыма из жаровни. Ни после, когда спала возле хлипкого крохотного шалаша старухи-лекарки.
Вот он, шалаш-то. Накато уложили прямо рядом с ним, на толстой валяной подстилке. Сверху прикрыли такой же подстилкой.
Какое-то время лежала, глядя в черное небо, усыпанное звездами.
Что-то задумал Амади? И что теперь с Рамлой? Уж если она, измененная колдовством, так скверно себя почувствовала – то каково новоявленной шхарт? Жива ли она еще…
Нет, лекарка ведь сказала – мол, она служит шхарт! Значит, должна быть жива. Да и к чему колдуну, чтоб та задохнулась от дыма?
Вспомнила и первый порыв, когда пришла в себя – узнать как можно больше о травах и их свойствах. Колдун не считал, что его помощнице нужны такие знания. Почему он вообще называет их с Адвар ученицами, если на деле они просто его послушные орудия, и их единственная задача – в точности исполнять приказы? О том, чтобы обучить их колдовскому ремеслу, и речи никогда не шло! Да в ней, Накато, и нет чародейного дара – так ей говорили.
Сколько-то ей еще придется вот так лежать? Как поднимется – недурно бы дозваться Амади да спросить – что это он такое удумал.
Хотя чего ей ждать? Она пришла в себя – значит, и подняться сможет. Накато решительно отбросила покрывало.
И совсем скоро поняла, что поторопилась. Сообразить следовало бы еще в момент, когда охватил ночной холод, вызвав озноб. Однако она не придала этому значения. Перекатилась набок и попыталась подняться. Сесть удалось без особого труда, хотя уже в этот момент она ощутила слабость. Но, когда поднялась на ноги, голова закружилась так, что пришлось немедленно усаживаться обратно на подстилку.
Перед глазами поплыло. Накато сидела, сжавшись и обхватив себя руками. Колотил озноб.
С трудом она завалилась набок, натянула на себя толстое валяное полотно. Кое-как укуталась – проникающий под него воздух морозил, и озноб делался все сильнее. Зубы стучали. Она зажмурилась до белых точек перед глазами, словно надеялась, что это позволит согреться.
А когда открыла глаза, увидела перед собой белоснежный оскал гиены.
Да помилуют ее боги и духи! Она ведь совершенно беспомощна. Накато пронзительно завизжала, и гиена ответила глумливым хохотом.