Снова на привязи
Шрифт:
Он смолк. Накато задумчиво глядела на него, раздумывая – как бы половчее задать вопрос снова. Она по-прежнему не понимала, чего он хочет.
Степь велика – хорошо сказано! Она и сама знает, что велика.
– Слушай внимательно, - снова заговорил Амади, нахмурился. – Ты сделаешь то, что тебе велено! Ты повинишься перед Рамлой. Когда тебя снова отправят к шаману – ты пойдешь и сделаешь так, чтобы он остался доволен. Он никого, кроме тебя, не должен пожелать увидеть на своем ложе! А когда он привыкнет к тебе – в один из вечеров ты утянешь
– Утянуть в сон, а после?
– А после – не твоя забота, - отрубил он. – Уведешь за собой – и уйдешь, словно тебя не было. После уж мое дело.
– И что же будет после такого? – девушка нахмурилась.
Она уже представила: шаман идет за нею в сон, не обращая внимания на то, что она нарочно ведет его туда. А после – она исчезает, и появляется Амади. Что-то ее ждет после такого? И как ей выкручиваться?
– Не бойся, - колдун, точно угадав ее сомнения, усмехнулся. – Он и не вспомнит, кто его за собой повел. Я ему такое покажу, что он и забудет обо всем!
Что ж, не спорить ведь с ним. Все равно придется сделать так, как велено. Она молча склонила голову. Колдуна это, похоже, устроило. Он растворился в тумане, оставив ее одну.
Глава 20
– Что, порки испугалась? – усмехнулась Рамла.
Накато молчала, держа голову опущенной, распластавшись перед госпожой.
– Обо Бомани зол, - протянула хозяйка. – Ему недостаточно моих слов о том, что я сама тебя примерно наказала. Ты его исцарапала! Он требует, чтоб с тобой поступили так, как положено.
И ведунья, само собой, не станет спорить с шаманом. Если она хочет его задобрить – не станет!
И хорошо, - подумалось ей. Порка лучше, чем ложе Бомани. Да, приказ Амади выполнить придется. Но не прямо сейчас, а немного позже. Не захочет ведь, право слово, Бомани видеть у себя в шатре недавно поротую девицу с попорченной шкурой?
– Ну, что молчишь? – Рамла слегка ткнула служанку босой ногой.
– Я больше не буду, госпожа, - прошелестела Накато. – Правда, не буду! Я не знаю, что на меня нашло. Прости меня. Накажи, только не сердись! Я сделаю все, что ты скажешь.
– Сделаешь. Как шкура заживет, - та хмыкнула высокомерно.
Что ж. Стоило ожидать. Вчера Бомани вышвырнул ее за шкирку из своего шатра. А нынче он, раскинув хорошенько умом, решил, что ему нанесено слишком сильное оскорбление. Шутка ли – какая-то девица посмела расцарапать ему лицо! И потребовал, чтобы шхарт как следует наказала строптивую рабыню – не за задернутым пологом шатра, а как полагается. Чтобы все видели. И чтобы никому не пришло на ум, что подобная дерзость сойдет с рук.
*** ***
– Что ж ты, не могла получше упросить шхарт, чтобы пожалела?
Накато лишь молча изумилась. Амади – является перед нею вторую ночь подряд! А то все чем-то занят был – даже тревожить его нельзя.
–
– Эк ты рассуждать выучилась! – хмыкнул колдун – не то презрительно, не то с одобрением. – Ну, и будешь, значит, теперь лежать не один день, - он нахмурился.
Тоже понял, что в шатер шамана она ближайшие дни не попадет.
– А лежать тебе придется с декаду – самое меньшее, - пробурчал Амади. – Такие раны долго заживают! Выпороли тебя на славу.
– На мне все быстро заживает, - удивилась Накато.
– Не в этот раз. Как думаешь, что подумают, если на тебе все затянется к завтрашнему утру? Нет, лежать ты будешь долго. В жару и без сил. В этот раз затягиваться на тебе будет так же, как на обычном человеке. Хотя обычный человек, которому так спустили шкуру, и умереть может.
Вот как. Значит, сделает так, чтобы ее спина подольше не заживала. Что ж, ей оно и лучше. Не придется тащиться к Бомани, заигрывать с ним, изображать послушную наложницу. И суетиться, исполняя капризы Рамлы. Можно со спокойной душой лежать и страдать.
Боль в спине вполне терпима, пока не шевелишься. Она и не шевелилась – лежала на животе, вытянувшись. Ей даже подстилку постелили.
К Рамле приставили другую служанку. В обязанности вменили заодно и перевязывать спину Накато, и приносить воду и пищу. Удивительно, как не отправили наказанную снова к шалашу знахарки – до тех пор, пока не поправится. Ведунья и сама постоянно проверяла, как ее служанка себя чувствует. Даже перевязки порой делала своими руками, не желая доверять приставленной девице или помощнице знахарки.
Снова непривычная слабость – совсем, как после дыма цвета червей.
И еще жар. Он терзал Накато практически постоянно, лишь иногда чуть притихая после питья, принесенного знахаркой. Девушка ощущала, как горят щеки и шея, голова, вся кожа – особенно на спине под повязками. На раны наносили охлаждающую мазь – но жар пробивался сквозь нее. От него лихорадило, тело пронзала нескончаемая мелкая дрожь. В горле пересыхало.
– Совсем не жалуется, - шептала иногда шхарт, склоняясь к ней.
– И не стонет почти, не мечется, - подтверждала приставленная к ней служанка. – Другая бы скулила без умолку, напрочь бы извела, - в голосе ее звучало безмерное удивление.
Накато хмыкала про себя. Славное было бы дело – наказанная рабыня изводит всех вокруг почище своей госпожи!
Даже жаль немного, что сил совсем нет. Так что показывать всячески, как ей дурно, не получится. Да не так уж ей и дурно: лежать, ничего не делать, не говорить. Не думать. Лучше может быть только, когда шагаешь через степь или горы без цели, ничем и никем не подгоняемая. Смотришь в небо, наблюдая за движением облаков и солнца, слушаешь шелест ветра в траве и камнях.