Снова на привязи

Черепашка Гульнара

Короткий обмен репликами – Накато не вслушивалась. Ей сделалось безразлично.

Она не обрадовалась тому, что ее не трогают. Как не огорчилась бы и привычной ругани госпожи. Ее оглушило.

*** ***

Рамла нежно, тихонько гладила ее по лбу, по волосам. Вытирала со щек бегущие безостановочно слезы.

– Не плачь, не плачь, милая, - шептала она. – Не нужно плакать. Все пройдет, все. И это пройдет и забудется, и утечет, словно вода в ручье. Словно облака по небу. Я утишу твою скорбь, убаюкаю печаль…

Слова ее и правда

убаюкивали, уносили.

Кажется, и слезы уж не текли, а Рамла все гладила ее осторожно-осторожно по горячим, воспалившимся от плача щекам. Остро и густо пахло травами.

Да, ведь ее госпожа – ведунья. Ведьма, что умеет слышать духов и взывать к ним. Она сможет утишить ее тоску и горечь. Ей это под силу.

Однажды ее, Накато, хозяин, уже усмирил смертельную тоску своей рабыни. Когда она узнала о гибели сына. Чародейство надежно усмиряет любое горе, любую боль. Миг – и то, что терзало сердце невыносимой горечью, уходило навек. Засыпало или рассеивалось пылью, которую разносил ветер над степью. Рамла не обучалась колдовскому ремеслу – но имела дар.

Можно не сомневаться: она сделает, что обещает. Наутро Накато и не вспомнит о своей потере. И о своих слезах.

– Я развею твою тоску, - шепнула та проникновенно. – Ты веришь мне, скажи?

– Верю, - выдохнула Накато – сил на споры не осталось. – Да, верю…

«Ты сделаешь, что обещаешь, - этого вслух не сказала. – Ты утишишь мою тоску, мою боль. А я за это предам тебя. Сделаю с тобою все, что велит мне мой настоящий хозяин – а он не ведает жалости. И я тоже о жалости не вспомню».

Мысли прерывались, расплывались. Веки сделались тяжелыми-тяжелыми, глаза закрывались.

Накато знала – когда она их откроет, облик шамана в памяти померкнет. И со временем сотрется полностью. А еще она знала, что никогда не забудет последней своей мысли. И будущие поступки станет сверять с ней.

Темнота обволакивала, и голос Рамлы за ней терялся, рассыпался, превращаясь в сухой шелест зимней травы.

Накато погружалась в эту темноту, точно в вязкую воду. Воистину, сила даже неопытной шхарт пугала! Не зря, ох не зря боятся и ненавидят ведьм на равнине. Да и всюду их боятся и ненавидят. Просто некоторые – вот, как Фарадж – осмеливаются прибегать к их помощи, заручаясь верностью и поддержкой в обмен на почет и исполнение любых прихотей.

Она все-таки попыталась шевельнуться, всплыть из-под черноту, которая ее утягивала.

Тщетно. Ей нечего противопоставить силе ведьмы.

Она забудет шамана, с которым недолго делила вечера в его шатре. Забудет, как уже однажды забыла сына.

Однажды.

Не так-то и давно. Сколько декад прошло? Кажется, меньше десятка. Или чуть больше. А она уж не вспоминает о своем малыше. Забыла – и не печалится об этом.

И о шамане не будет печалиться. Очередное воспоминание превратится в сухую пыль.

Глава 18

– Это подарок обо Таонга? – Рамла жадно разглядывала браслет на руке Накато. – Он ведь уже мертв. А значит – не увидит тебя без побрякушки. Тебе ни к чему!

Девушка похолодела. Она не успела ни сообразить, ни сказать хоть слово – шхарт одним движением сорвала с запястья украшение.

– Госпожа! – возглас вырвался помимо воли. – У тебя ведь много драгоценностей. Прошу, оставь мне этот браслет

на память о господине.

– На память! – расхохоталась та. – У тебя память есть?

– Госпожа, прошу, - Накато едва не разрыдалась – сама удивилась. – Господин был очень добр ко мне. Прошу, разреши сохранить то, что напоминает о нем.

Да, мастер Амади был бы недоволен. Открыто спорит с хозяйкой! В то время, как ее дело – молчать и слушаться. Но она не могла просто так отдать ей браслет. Хотя бы его!

Рамла несколько мгновений глядела пристально ей в середину лба, а потом вдруг закатила пощечину. Лицо перекосилось.

– Значит, хочешь память сохранить? – ядовито протянула она. – Очень уж полюбился тебе добрый господин? Понравилось ночи в шатре шамана проводить, - она ухмыльнулась криво, покивала. – А я, выходит, недостаточно добра для тебя? После всех милостей. После того, как в шатер тебя взяла – вместо того, чтоб отправить скот пасти, как тебе на роду написано. Хорошо же! Будет тебе господин. Теперь вон с глаз моих! Убирайся. И о побрякушке забудь – не полагается тебе такого. Ты – моя служанка. Нет у тебя ничего своего – все мое. Поняла?!

Накато опустила голову, и та свесилась на грудь.

Да, она поняла. И спорить не получится – Рамла в своем праве. Ей принадлежит даже жизнь служанки – и она запросто может отобрать и это, если ее посетит такой каприз. И Накато полагалось слушаться беспрекословно и трястись от страха. При каждом шаге оглядываться на хозяйку, боясь ее разгневать.

– Браслет красивый, - протянула Рамла, нарочито прикладывая тот к своему запястью. – Для меня – в самый раз! А ты-то на себя взгляни, - она издевательски усмехнулась. – Куда тебе браслеты носить! Ну, чего молчишь? – прикрикнула она.

– Да, госпожа, - еле слышно выдавила Накато.

– Так-то лучше, - ведунья с довольным видом наевшейся до отвала гиены разлеглась на ложе. – Ступай, принеси мне подогретого молока.

– Да, госпожа, - повторила девушка, склонив голову.

И стремительно выскользнула из шатра. От повседневных хлопот ее никто не избавит. И от Рамлы с ее капризами.

Что ж, она принесет хозяйке подогретого молока. Нынче она даже не станет ничего туда подсыпать – хотя бы потому, что подсыпать нечего. А вот в ближайшие дни можно будет пожаловаться лекарке на запор – возможно, та поверит, и даст ей какой-нибудь травы. Эта трава и окажется в пище или питье шхарт.

Мелкая месть – но лучше, чем вовсе ничего.

А свой браслет она заберет. Пусть не нынче и не завтра – но Рамла капризна, она забудет про отобранную у служанки безделушку. У нее куча браслетов – что ей еще один! А Накато выждет время и заберет.

Эти размышления вернули ей спокойствие.

*** ***

– А где мой браслет? – Рамла глядела на свое запястье так, словно впервые его увидела. – Где он?! – и уставилась требовательно на служанку.

Последние-то дни ей было не до побрякушек. Травка, которую Накато выпросила у лекарки, оказалась действеннее, чем девушка смела предположить. Все получилось на славу – она заварила крепчайший отвар и по нескольку капель добавляла во все блюда и напитки, что подавала шхарт в течение дня. Так что с минувшей ночи у той не было ни мгновения покоя.