Сны Персефоны

Белая Яся

Одним мановением руки навожу порядок в комнате, потом — обращаю внимание на букет. Не хочу от Аида никаких подарков. Сейчас — точно. Возможно, позже мы поговорим. Но сегодня — обойдусь без цветов.

Вынимаю розовое великолепие из вазы, и на стол падает карточка. Читать тоже не хочу. Позже. Сую на автомате в задний карман джинсов.

Каллигенейя любит мои букеты, ей будет куда приятнее получить цветы от меня, чем мне было — от Аида. Хотя, я не получала. Мне их навязали, в очередной раз не спросив моего мнения: хочу ли я? надо ли

мне? Поэтому меня нисколечко не будет мучить совесть, что я их передарю.

С «Амнезией» — спускаюсь к холодильникам. Выбираю ещё цветы — палевые пионовидные розы с тонким ароматом, кремовые гвоздики с бордовой каймой, лиловые анемоны, синие ягоды вибурнума, эрингиум, восковник, хамелациум, веточки эвкалипта. Кручу спираль[1], оформляю лентами. Букет получается изящный и девичий, немного колючий, под стать моей подруге.

Работа с цветами успокаивает меня, приводит в гармонию с собой. Я люблю дарить цветы девушкам и не вижу в этом ничего предосудительно. Для того чтобы женщина женщине принесла цветы — не нужно особенного повода. Простого желания порадовать — достаточно.

Замыкаю салон — до официального начала работы ещё два часа — и иду к машине. Отмечаю, что осенняя улица — пустынна. Конечно, ещё ранее утро. Но всё равно нынче как-то подозрительно тихо.

И тут раздаётся короткий резкий звук — так меня обычно «приветствует» WhatsApp, извещая о том, что кто-то написал мне. Я кладу букет на крышу «Жука», достаю из кармана ветровки айфон, открываю мессенджер и замираю, увидев, что связаться со мной пытались со знакомого номера. Дрожащими пальцами нажимаю заветную единичку в зелёном кружочке и клацаю на аудиосообщение. Раздаётся голос, прежде — обращённый ко мне — всегда такой тёплый и полный нежности, сейчас же — в нём арктическая стужа и презрение:

«Хорошо, что ты ушла сама. Всё не знал, как тебе сказать — ты мне надоела за вечность. Я устал от тебя. Ты слишком ограничивала мою свободу. Братья жили, как хотели, — любовницы, дети на стороне. Я же, как глупый смертный, сидел у твоей юбки. Позволял тебе чересчур много, вот ты и залезла на шею. Я рад, что ты, наконец, сама всё поняла и не пришлось выгонять тебя. Ты всегда была разумной. Потому тебя и уважал. Я не могу запретить тебе видеться с Загреем, только делайте это так, чтобы я не знал».

Слова падают ударами плети, сбивают с меня ног, вышибают дыхание. Я лишь могу хватать ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.

За что? Почему он так со мной? Разве я мало любила его?

Слёз нет, глаза мои сухи, пусты и разбиты. Там, за расколотыми зеркалами души, — темень и воет ветер. Сижу прямо на асфальте, нелепо раскинув ноги.

Сломанная кукла.

Игрушка, с которой развлеклись и выбросили.

Глупая богиня Весны, которая поверила, что под землёй могут расти цветы. Возомнила себя нужной и неповторимой.

Мне даже не больно, потому что сердце вырезали сердце. Всего лишь несколькими фразами —

острыми и ядовитыми, как отравленные кинжалы.

Не тянись за нарциссом, ты умрёшь, Кора!

Я умерла. Мгновенно.

Даже не замечаю двух амбалов, которые вразвалочку приближаются ко мне.

— Эй, крошка, кто тебя обидел? — говорит один, склоняясь ко мне и довольно ухмыляясь. У него прозрачные глаза, лицо изрыто оспой, передние зубы — металлические. Он гадок, как смрад преисподней.

Но мне всё равно. Я продолжаю молча смотреть перед собой.

— Не разговорчивая, — тянет другой. Жирный, лысый, с серьгой в ухе. — Но красотка. Не соврал тот хмырь значит.

— Ага, — первый вертит меня, будто я и впрямь игрушка: наклоняет мне голову, заматывает и разматывает вокруг кулака мой хвостик, поднимает и роняет безвольную руку.

Сейчас я и захотела бы — не смогла защититься. Аид был прав, когда говорил: любовь — это сила. И меня лишили главной моей силы. К тому же к осени я и так теряю свой божественный потенциал.

А значит для этих уродов — не опаснее смертной: безвольной, сломленной, желающей умереть.

Я даже не бьюсь, когда один из них накидывает на меня тонкую золотую сеть. Второй — хватает и рывком ставит на ноги.

Равнодушно наблюдаю, как задетый им букет падает рядом со мной. Розы, ударяясь об асфальт, роняют на него свои атласные лепестки. И моё угасающее сознание отмечает — цветы очень красивы. Удивительные. В одном венчике — столько оттенков.

Розы цвета лжи…

Это последнее, о чём я думаю, спутанная, будто в коконе, в руки одного из верзил. И меня накрывает блаженная тьма…

______________________________________________________

[1] Профессиональный сленг флористов, означающий букет, собранный в спиральной технике.

Сон седьмой: Похищение как искусство

— Я бы хотела, чтобы меня похитили, — мечтательно проговорила Фено, откидываясь на траву. В её светло-серые глаза тут же опрокинулось лазурное небо, наполнив их удивительной синевой.

— Да, — подтвердила Иахе, томно закидывая руки за голову и опираясь на ствол дерева, — только пусть это будет красавчик вроде Аполлона.

— Вряд ли Аполлон посмотрит на тебя, — не без ехидства заметила Каллигенейя, вплетая белые и голубые цветы в ярко-рыжие волосы юной богини, — он к нашей Коре сватался.

— Да!? — одновременно воскликнули обе нимфы, подаваясь вперёд. — Кора! И ты не сказала!

Богиня Весны лишь пожала хрупкими плечами:

— Да там рассказывать не о чем. Мама отказала ему.

— Отказала? — удивлённо протянули Фено и Иахе.