Со спичкой вокруг солнца
Шрифт:
— Покажите вон то.
Мне хочется поставить Зойку на место, крикнуть:
«Нет, не то. Покажите вот это».
Но я не кричу. Тренирую выдержку. А продавец смотрит на нас с Зойкой и думает: «Что за странная пара стоит перед прилавком. Она модно одетая, хорошенькая, маленькая. Ну прямо карманная барышня. Мечта мужчин ростом от 190 сантиметров и выше. А он нескладный, туго соображающий, в серо-буро-малиновой юнгштурмовке. Может, это жених и невеста? Может, муж и жена? Но кем бы они ни приходились друг другу, главой, его
Прохвост продавец принимает мое молчание за мою бесхарактерность и делает практические выводы. Он несет «коричневое в полоску» мимо меня, прямо к Зойке.
Мне хочется схватить наглеца продавца, подтянуть поближе к прилавку и кинуть ему в лицо не совсем благозвучное слово. Но я не хватаю, не кидаю. Я тренирую выдержку.
Из магазина готового платья мы идем в магазин обуви. У самых дверей Зойка останавливается, становится на цыпочки и, дотянувшись до моего уха, шепотом спрашивает:
— А носки у тебя целые?
Идиотский вопрос.
Ну как могут быть целыми носки, если я два последних месяца хожу в дырявых сандалиях?
Зойка краснеет и говорит:
— Нам нужно сейчас же купить тебе носки.
А ордера на носки у нас нет. Это не останавливает Зойку, и, повернувшись спиной к магазину обуви, она ведет меня в логово частников и недобитков. На знаменитую Сухаревку.
Самый тяжелый день поисков пришелся на среду. В среду была опубликована полоса «Весь комсомол строит Магнитку». И вместо моей статьи зам поставил на полосу пропагандистский подвал об Урало-Кузбассе.
Увидел я утром газету, и, хотя знал заранее, как будет выглядеть полоса, мне сделалось не по себе. Тянуло опять упереться лбом в толстую, холодную стену и бить кулаками по кирпичам. Но на этот раз я не мог отвести душу. Я дал слово Макару быть паинькой и ходил дурочкиным женихом в черную для меня среду вслед за Зойкой по магазинам в поисках верхних мужских сорочек.
Наконец в пять часов путешествие по магазинам заканчивается. Мой гардероб обновлен полностью. Мы с Зойкой, нагруженные покупками, возвращаемся в редакцию. Покупки прячутся в шкаф с читательскими письмами, Зойка садится за стол секретаря отдела разбирать дневную почту, а я выхожу, чтобы пройтись по городу, разобраться в своих мыслях.
Полоса «Весь комсомол строит Магнитку» напечатана, а моей статьи на этой полосе нет. За что мне такая обида? Не за что!
Иду вдоль Китайгородской стены, сворачиваю у Москвы-реки направо, потом еще раз направо и дальше прямо до Лубянской площади. В прошлый раз мне хватило половины круга, чтобы прийти в себя, а сегодня я заканчиваю второй и все без толку. Сто раз спросил себя: за что? И сто раз ответил: не за что!
Чтобы сменить пластинку, отвлечься, захожу в пивную «Беларусь» на Солянке. По вечерам в пивной выступает цыганский хор. Сижу за столиком, пью пиво, слушаю цыган. С кем-то разговариваю,
За что? Не за что!
И вдруг одна точка в табачно-пивном мареве просветляется. Будто кто-то отдышал дырочку в замерзшем окне. И я вижу в эту дырочку знакомое лицо. Зойку. Вижу, как она пробирается между столиками, подходит ко мне. Слышу, как говорит:
— А ну дыхни!
— Пожалуйста.
— Говори, сколько кружек выпил?
— Постой, а кто сказал тебе, что я здесь?
— Мы тебя с семи часов всем отделом ищем.
— Зачем?
— Зам велел. Ты ему срочно понадобился.
— Не пойду.
Зойка берет меня, как маленького, за руку и выводит на улицу. И я, как маленький, иду за ней, потом бегу.
Хороший Зойка человек. Ну кто я ей? Брат? Сват? Никто. А она который уже день возится со мной. Ходила по магазинам. Теперь бежит вверх от Варварской площади до Лубянской. А тут большой подъем. Бежать трудно.
Наконец мы в редакции. Я иду к кабинету зама, а Зойка снова хватает меня за руку и ведет в конец коридора к мужской уборной.
— Зайди умойся. Вытаскивает из сумочки расческу.
— Причешись.
Захожу, умываюсь, причесываюсь. Затем Зойка ведет меня поближе к электрической лампочке.
— Сядь.
Сама поправляет, расчесывает мне волосы.
— Боюсь я за тебя, Степа. Зам из-за нескольких кружек пива может раздуть целое дело. А ну дыхни.
Я дышу.
— Держись подальше от зама. Старайся в его сторону не дышать.
— Все будет в порядке.
Зойка вытаскивает из сумочки какую-то склянку. Смачивает капелькой палец и проводит у меня под носом черточку. Потом ставит три мокрых точки. Две на лбу и одну на подбородке. Редакционный коридор становится сиреневым садом.
— Держись спокойно, с достоинством, даже если зам скажет тебе что-нибудь обидное. Пусть он видит, чувствует — ты сильнее его. Ладно?
— Все будет в порядке, — говорю я Зойке и толкаю коленом дверь в кабинет зама.
— Добрый вечер.
— Наконец-то. Где ты был?
— В пивной «Беларусь», на Солянке.
— Не делай юмор.
— Хочешь, дыхну.
Я сознаю, что делаю глупость, и все равно делаю ее. Подхожу почти вплотную к столу зама и дышу в его сторону.
Но между мной и замом защитной полосой становится сиреневый сад.
— Сейчас двадцать два часа, а ты ушел в семнадцать…
— Я был в пивной «Беларусь», на Солянке, — тупо настаиваю я на своем.
— Где бы ни был настоящий журналист: в театре, на свидании ли, у чужой жены…
— Я был в пивной «Беларусь», на Солянке.
— …он обязательно сообщит редакции адрес, номер телефона, чтобы его сразу можно было найти, вызвать.
— Я был в пивной «Беларусь», — еще раз заявляю я.
Входит Юзеф, помощник зама. Докладывает:
— Звонит выпускающий.