Соблазни меня однажды
Шрифт:
Кивнув, она делает это, с нетерпением, но страх отчетливо виден в ее взгляде. Мой пульс не перестает стучать в ушах, хотя. Она кладет голову вниз, другой щекой опираясь на стол. Возвращается в положение, как хорошая девочка.
Я, не торопясь, застегиваю молнию на брюках и пуговицы на рубашке, предварительно вытерев ее и убрав беспорядок, который она устроила.
Все это время она молчит, изредка оглядываясь на меня и задавая вопросы.
О, мой маленький любимчик, определенно будут вопросы.
Засучив рукава, один за
— Ты думала, что я тебя ударю, — говорю я, сосредоточившись на рубашке.
Она только поворачивает голову.
— Я просто… — она замолкает и громко сглатывает.
— Да. Ты это сделала, не так ли?
— Да, — шепчет она.
По коже ползет онемение. Больно и холодно, эти два слова мне уже не раз и не два называли.
Я думал, что она наслаждается этим. Мой разум возвращается к мысли, которую я решил проигнорировать: она могла делать это из скрытых мотивов.
— Почему ты так думаешь?
— Я не знаю, — бормочет она и отказывается смотреть на меня. Мне приходится наклониться, чтобы схватить ее за подбородок, а другой рукой я обхватываю себя. Ее широкие темные глаза смотрят на меня, умоляя о чем-то, и я не знаю о чем.
— Это из-за той первой ночи? Когда я ударил того ублюдка, который пытался переспать с тобой? — Связки на моей шее напрягаются. Это было чертовски глупо. — Я не…
— Дело не в тебе, — торопливо выкрикивает она, прерывая меня.
Отпустив ее, она откинулась назад, как ей и положено, и я делаю предположение.
— Кто-то другой тебя ударил?
Она только кивает, а затем шмыгает носом, словно вот-вот заплачет.
Мне ни черта не нравится во всем этом. Все будильники звонят, мое тело напряжено.
— Вот так? Как будто я наказываю тебя…
— Нет, не так.
— Тебе это не нравится? Ты хочешь остановиться?
Ее слова торопливы:
— Я не знаю, почему я… — Слезы наворачиваются на глаза, и я это чертовски ненавижу. — Я не знаю, почему я так отреагировала.
— Ты собираешься плакать? — Я не знаю, что заставляет меня спросить ее. Конечно, она собирается. Она уже плачет.
Я поднимаю руку к затылку и поднимаю ее, пока она качает головой так сильно, как только может, прежде чем сказать:
— Мне просто неловко.
Ее лицо краснеет еще сильнее, когда она пытается сдержать слезы.
Решив, что мне нужно сделать, я двигаюсь целеустремленно, обхватив ее талию рукой.
— Иди сюда. Ты можешь встать.
С ее маленьким телом, убаюканным на руках, я переношу ее в кресло. Она делает то, что делает всегда, прижимается ко мне, прячет голову, чтобы я не мог ее видеть. И я делаю то, что делаю, я держу ее.
Я готовлюсь к тому, что она заплачет, но она этого не делает.
— Расскажи мне, что случилось. — Я тихонько шепчу ей. Терпение не дается легко. Все время, пока мы сидим, я целую ее волосы и смотрю вперед на книжную полку, уставленную множеством
— Я вышла замуж, когда мне было восемнадцать и не знала ничего лучшего. Мы развелись.
Каждое утверждение произносится тихо и осторожно.
Я уже знал, что она была замужем, но я предполагал, что это уже сделано и закончено. Мне не приходило в голову, что он испортил моего маленького питомца реакциями, которые я не могу контролировать.
— И он тебя ударил? — Это не столько вопрос, сколько утверждение.
Маневрируя у меня на коленях, она садится прямее, ни слезинки в поле зрения. Ее темные глаза ищут мои, и я ничего ей не даю. Мое выражение лица бесстрастно.
Она шепчет:
— Пару раз.
— Его имя? — спрашиваю я, желая убедиться, что это именно тот мужчина, который прикоснулся к ней так, что вселил в нее страх там, где я жажду лишь желания.
— Трэвис, — коротко кивнув, я завершаю разговор.
Прижавшись носом к ее волосам, я на мгновение вдыхаю ее, глядя вперед, чтобы успокоиться. С ровным и устойчивым дыханием я заставляю свое тело расслабиться, пока мой маленький питомец снова легко не ложится на меня, освобождаясь от тяжелого груза ее признания.
— Тебе нравится то, что мы делаем? — шепчу я, и она тут же отвечает:
— Да.
Это успокаивающий бальзам, но он может покрыть лишь часть проблем.
Когда я целую ее висок, она расслабляется еще больше. Я не уверен, что она уже осознает это, поэтому я говорю ей просто:
— Любая боль, которую я тебе причиню, будет усилена удовольствием в десять раз, и никогда из-за гнева, никогда, чтобы причинить тебе вред.
Мой взгляд все еще направлен прямо вперед, ее голова прижата к моей груди. Она шепчет мне понимание, ее теплое дыхание щекочет мое горло.
Хотя может показаться, что ситуация решена, это утверждение крайне далеко от истины.
Мой тон становится тверже, когда я говорю ей:
— Я должен наказать тебя, если ты будешь плохо себя вести. Ясно ли выражаюсь?
Ее тело слегка напрягается, но она достаточно быстро понимает, что я сказал.
— Да.
— Я не говорил тебе двигаться, но ты двигалась.
— Я знаю, — отвечает она теперь уже легче и более терпимо.
— Я позволю тебе самой выбрать наказание, — предлагаю я ей, пытаясь успокоить ее беспокойство.
— Мне жаль, — говорит она, когда я помогаю ей подняться на ноги.
— Не извиняйся, мне даже нравится наказывать тебя, — начинаю я говорить ей, но она меня перебивает.
— Нет, нет, — говорит она и смотрит на меня, но быстро отводит взгляд, прикусывая нижнюю губу, чтобы заставить себя замолчать. Я не скучаю по тому, как ее пальцы нервно переплетаются друг с другом, или как она нисколько не смотрит на меня, когда я веду ее к скрытой двери в книжной полке. Она открывается одним толчком.