Собрание сочинений в 18 т. Том 1. Стихи, проза, переводы

Адамович Георгий Викторович

Летит паровоз, клубится дым.Под ним снег, небо над ним.По сторонам – лишь сосны в ряд,Одна за другой в снегу стоят.В вагоне полутемно и тепло.Запах эфира донесло.Два слабых голоса, два лица.Воспоминаньям нет конца!«Милый, куда ты, в такую рань?»Поезд останавливается. Любань.«Ты ждал три года, остался час,Она на вокзале и встретит нас».Два

слабых голоса, два лица.Нет на свете надеждам конца…Но вдруг на вздрагивающее полотноНастежь дверь и настежь окно.«Нет, не доеду я никуда,Нет, я не увижу ее никогда!О, как мне холодно! Прощай, прощай!Надо мной вечный свет, надо мной вечный рай».

«За все, что в нашем горестном быту…»

За все, что в нашем горестном быту,То плача, то смеясь, мы пережили,За все, что мы, как слабую мечту,Не ожидая ничего, хранили,Настанет искупление… И там,Где будет кончен счет земным потерям —Поймешь ли ты? – все объяснится нам,Все, что мы любим и чему не верим.<1922>

«Ложится на рассвете легкий снег…»

Ложится на рассвете легкий снег.И медленно редеют острова,И холодеет небо… Но хочуТеперь я говорить слова такие,Чтоб нежностью наполнился весь мир,И долго, долго эхом безутешнымМои стихи носились бы… Хочу,Чтоб через тысячи глухих веков,Когда под крепким льдом уснет, быть может,Наш опустелый край, в иной стране,Иной влюбленный, тихо проходя,Над розовым, огромным, теплым моремИ глядя на закат, вдруг повторилТвое двусложное, простое имя,Произнося его с трудом… И сразу,Бледнее неба, был бы он охваченМучительным и непонятным счастьем,И полной безнадежностью, и чувствомБессмертия земной любви.

«Чрез миллионы лет – о, хоть в эфирных волнах! – …»

Чрез миллионы лет – о, хоть в эфирных волнах! —Хоть раз – о, это все равно! —Померкшие черты среди теней безмолвныхУзнать мне будет суждено.И как мне хочется – о, хоть бессильной тенью! —Без упоения и мукХоть только бы прильнуть – о, только к отраженью! —Твоих давно истлевших рук.И чтоб над всем, что здесь не понял ум беспечный,Там разгорелся наконецОгромный и простой, торжественный и вечныйСвет от слиянья двух сердец.

«Куртку потертую с беличьим мехом…»

Куртку потертую с беличьим мехомКак мне забыть?Голос ленивый небесным ли эхомМне заглушить?Ночью настойчиво бьется ненастьеВ шаткую дверь,Гасит свечу… Мое бедное счастье,Где ты теперь?Имя тебе непонятное дали.Ты – забытье.Или,

точнее, цианистый калий —Имя твое.

«Еще переменится все в этой жизни, – о, да…»

Еще переменится все в этой жизни, – о, да!Еще успокоимся мы, о былом забывая.Бывают минуты предчувствий. Не знаешь, когда.На улице, дома, в гостях, на площадке трамвая.Как будто какое-то солнце над нами встает,Как будто над нами последнее облако тает,И где-то за далью почти уж раскрытых воротОдин только свет бесконечный и белый сияет.

«Если дни мои милостью Бога…»

Если дни мои милостью БогаНа земле могут быть продлены,Мне прожить бы хотелось немного,Хоть бы только до этой весны.Я хочу написать завещанье.Срок исполнился. Все свершено.Прах – искусство. Есть только страданье,И дается в награду оно.От всего отрекаюсь. Ни звукаО другом не скажу я вовек.Все постыло. Все мерзость и скука.Нищ и темен душой человек.И когда бы не это сиянье,Как могли б не сойти мы с ума?Брат мой, друг мой, не бойся страданья,Как боялся всю жизнь его я…

«На Монмартре, в сумерки, в отеле…»

На Монмартре, в сумерки, в отеле,С первой встречною наедине,Наспех, торопливо, – неужелиЗнал ты все, что так знакомо мне?Так же ль умирала, воскресала,Улетала вдаль душа твоя?Так же ль ей казалось малоБесконечности и бытия?А потом, почти в изнеможеньи,С отвращеньем глядя на кровать,Так же ль ты хотел просить прощенья,Говорить, смеяться, плакать, спать?

«Он еле слышно пальцем постучал…»

Он еле слышно пальцем постучалПо дымчатой эмали портсигара,И, далеко перед собою глядя,Проговорил задумчиво: «Акрополь,Афины серебристые… О, бред!Пора понять, что это был унылый,Разбросанный, кривой и пыльный город,Построенный на раскаленных скалах,Заваленный мешками с плоской рыбой,И что по этим тесным площадям,Толпе зевак и болтунов чужие,Мы так же бы насмешливо бродили,Глядели бы на все с недоуменьемИ морщились от скуки…».

«Граф фон-дер Пален! – Руки на плечах…»

Граф фон-дер Пален! – Руки на плечах.Глаза в глаза. Рот иссиня-бескровный.Как самому себе! Да сгинет страх!Граф фон-дер Пален! Верю безусловно.Все можно искупить: ложь, воровство,Детоубийство и кровосмешенье,Но ничего не свете, ничегоНа свете нет для искупленьяИзмены.

«Невыносимы становятся сумерки…»