Собрание сочинений в 2-х томах. Т.2: Стихотворения. Портрет мадмуазель Таржи

Елагин Иван

ЧУЧЕЛО

Вот я качаюсь — чучело,А надо мной — вороньё.До самых бровей нахлобученоФетровое рваньё.А из-под фетра — патлыСоломенные торчат,А на портках — заплатыГолубоватый квадрат.На шее кругом намотаноПродранное тряпьё.Качайся по ветру — вот оно,Чучелово житьё.Рубаха моя подпоясанаВерёвочкою гнилой.Ветви осеннего ясеняШвыряют в меня листвой.Грубо углём намалёваныБрови, и нос, и рот.Раскачиваюсь зарёванный,Дождь на меня идёт.И в эту погоду аховую,На огород водворён,Я рукавами размахиваю,Распугиваю ворон.Ну что же, — обломком угольнымРожу всю перемажь!Я тоже в театре кукольномТрагический персонаж.Все

мы загримированыИ выряжены пестро,А я ещё нафаршированный, —Во мне — не моё нутро!Тырсой набит, соломою,Войлоком и трухой.Как будто лицо знакомое,А стал я совсем другой.В чучелы угораздило, —Ну так — теперь держись!Ловким чучельным мастеромТы оказалась, жизнь!Пришиты к лицу неслыханныеБуркалы из фольги,И даже в череп напиханыИскусственные мозги!Покачиваюсь, раскачиваюсьВ сторону из стороны,Всячески выпендрячиваюсь —А вороньё хоть бы хны!Пол-огорода склёвано,Затоптано, разорено,Птицами разворованоСобранное зерно.Чучелу понаскучилиС бандой ворон бои.В тысячу раз не лучше ли,Если мозги свои?Вставьте в меня, пожалуйста,Сердце вместо трухи,Чтоб затевал я шалости,Чтоб сочинял стихи,Чтоб трепака отплясывал,Чтобы глушил самогон,Чтобы читал Некрасова,А не пугал ворон.

* * *

Суетись всю жизнь, кружисьБез толку в бедламе.Лучше б нам у входа в жизньДали по программе.Я бы знал: я генералИли только клоун,Знал бы я, какой финалМне приуготован.В жизни не произойдётПутаницы с нами,Если знаем наперёд,Сколько актов в драме,У кого какая роль,У кого какая боль,Кто ты — шут или король,Единица или ноль.Героиня какова,И в какой картине,И какие ты словаСкажешь героине.Знать бы, кто руководитЧастью музыкальной,Принимать весёлый видИли вид печальный?Декорации взойдут,Когда свет потухнет,Или жизнь мою дадутПрямо в серых сукнах?Чуть программу приоткрой —Видно из программы, —Всеблагой или ДругойПостановщик драмы.

НАДПИСЬ НА ПЕРЕВОДЕ «ТЕЛА ДЖОНА БРАУНА»

Иосифу Бродскому

Корму обрызгало шампанскоеИз размозжённой вдрызг бутыли.Корабль сползал, цепями лязгая.Махину на воду спустили.И вот уже морского странникаДалеко силуэт сиротский.Вы — крестный моего «Титаника».(Почти из Вас цитата, Бродский.)Пусть бьёт в него волна шипучаяТам, на просторе океанском.А с Вами, Бродский, я при случаеХотел бы чокнуться шампанским.

* * *

Я опять лечу на самолёте.Самолёт гудит на ровной ноте.У окна, откинувшись слегка,Сверху вниз смотрю на облака.И во мне спокойствие такое,Словно я попал в страну покоя.Но едва ногой я землю.трону —Нет моей тревоге угомону.Стал ногой на землю, так ужеПоневоле ты настороже…

* * *

И возможно ли русское слово

Превратить в щебетанье щегла,

Чтобы смысла живая основа

Сквозь него прозвучать не могла?

Н. Заболоцкий

Неужели же нет первозданных, осмысленных слов?Неужели же в сущности всё оказалось неверным?Даже месяц, что плыл меж берёзовых белых стволов,Был подвешен на нитке, раскрашенным был и фанерным.Неужели же нет первозданных, осмысленных слов,Чтоб пресыщенный мозг задевали и били по нервам?Неужели всё было игрой? И всего-то делов,Что, взойдя на подмостки, кривляться фигляром манерным?Неужели же нет первозданных, осмысленных слов,И всего-то делов, что ночами торчать по тавернамУ залитых вином и запачканных пеплом столов,И заумные вирши гундосить каким-нибудь стервам?Неужели же нет первозданных, осмысленных слов,И всей жизни улов оказался до жути мизерным?И со свалок журнальных гремит щебетанье щеглов,И бездарная заваль себя называет модерном!Неужели всё кончится бредом горячих голов,Тех, что мир оглашают не словом, а рёвом пещерным,И, подобно саркомам, гангренам и гнойным кавернам,Ополчились на плоть первозданных, осмысленных слов!

* * *

Ресторан «Сирано».

Вывеска

Под вывеской — окноИ дверь в полуподвал.Мой бедный Сирано,Ты рестораном стал!Девчонка

мне питьёПоставила на стол.Напялен на неёТвой кожаный камзол.Болтается пероНад шляпою у ней,Но голое бедроРапиры поверней.И всё же не возьмуЯ твоего письма,Хоть — видно по всемуОна не прочь сама…Высокое нытьёЕй быстро надоест,Чтоб соблазнить еёДостаточен и жест.Выпячивая носВо всю его длину,Ты обсуждал вопросПолёта на луну.Укрыт ночною тьмой,Вещал ты в тишине,А современник мойУже был на луне!Мой бедный Сирано,Твоя мечта смешна:В архив уже давноРомантика сдана —Ни шпаги, ни плаща,Ни благородных дам.Но смерть от кирпичаЕщё доступна нам.

* * *

Ах как всё это, право, печально!В нашем сердце некрасовский стихРазгулялся рыдально-кандальноИ ещё до сих пор не затих.Ах как всё это, право, печально!Это Лермонтов в юности намТу строку обронил огнепально,Что на сердце оставила шрам.Ах как всё это, право, печально!Это Блок через ночь, через снегИз проклятого века прощальноПомахал нам в чудовищный век.Ах как всё это, право, печально!Но не в том ли бессмертья залог,Что печально звучит как хрустальноДо сих пор нам из пушкинских строк.

* * *

Два пенсильванских немца в чёрных шляпахВ сиянии окладистых бородВошли в автобус и уселись важноИ благолепно за моей спиной.Через минуту я услышал странныйИ неприятный щёлкающий звук.Я обернулся — и в корявых пальцахУ немцев увидал пустые банкиИз-под каких-то минеральных вод.И то и дело кто-нибудь из нихНа банку нажимал, и та в ответПрищелкивала. Это продолжалосьОт Питтсбурга до Вашингтона — большеШести часов, — и я возненавиделОкладистые бороды, я проклялСтаринного покроя сюртукиИ шляпы старомодного фасона,И все сентиментальные рассказыО прелестях патриархальной жизни.

* * *

Леониду Ржевскому

Какая-то чушь, какая-то блажь,Какой-то осенний кругом ералаш.Размашисто дерево пляшет чардаш,Рушатся листья у входа в гараж.Ты по бульварам, осень, спешишь,Ты по верандам, осень, снуёшь…Как он неистов — над кряжами крыш —Твой золотистый вертёж и крутёж!Какая-то блажь, какая-то чушь,Ветер в саду учиняет дебош…Всю свою силу на ветви обрушь!Ветер, ты всё оборвёшь, разнесёшь!Ты как мятеж, ты как кутёж,Ветер, по нашему саду идёшь!Всё разгромишь, — ну, так и что ж?Может быть, этим-то ты и хорош!Как напоследок входит он в раж —Клён заоконный, взлохмачен и рыж!Солнечно, осень, меня взбудоражь!Вновь ты стихами со мной говоришь.Вновь мне из дому уйти невтерпёж…Песней своей меня, ветер, утешь!Только ты между ветвями пройдёшь —Сразу же в дереве синяя брешь.Какая-то чушь, какая-то блажь,Красных деревьев идет демонтаж.Сад мой, богатства свои ты отдашь,Вот уже шабашу листьев — шабаш!Листья слетают с деревьев-плакушПрямо в колодцы небесные луж…Солнечный лист луже отдашь —Вот и готов под ногами витраж!Ветер, ты — нож! Бешено режь!Скомканный куст так неуклюж.Сколько летящих по небу депешС вечной мольбой о спасении душ!Какая-то чушь, какая-то блажь,Много на сердце разных поклаж —Всякая ветошь, да ложь, да мираж…Какую ты новую ношу мне дашь?Знаю я: скоро, осенняя тишь,К окнам моим ты опять подойдёшь.Может быть, сердце моё навестишь,Может быть, даже смиришь его дрожь.Уже подымается лунная брошьИ всё заливает вечерняя тушь.Я знаю: ты, осень, меня уведёшьВ какую-то темь, в какую-то глушь…

* * *

По каменным плитам колёсаСтучат все сильней и сильней.Мне город кидает с откосаБукеты вечерних огней.Опять — неприкаянный странник,Бродяга, скиталец — опятьСбежал я от ласковых нянек,Чтоб жажду ночную унять.Крутись подо мною, планета,Летите с боков, фонари!Луны голубая монета,Всю ночь надо мною гори!Я с тихих ушел побережий,Я жить начинаю вразброс!Как будто я шерстью медвежьейВ автобусе ночью оброс…Привычный порядок несносен,Я снова пытаю судьбу,А клык вурдалачий из дёсенУже оттопырил губу,И глаз неуёмные свёрлаГорят всё наглей и наглей,А рядом у девушки горлоРассветного неба нежней.