Собрание сочинений. Том 2. Царствие земное

Ростокин Виктор

На листке я записал (нередко и так творил – чищу картошку и неожиданно явится дельная мысль!):

Вся жизнь – ожиданье чего-то —Особой, приметной удачи,Свершенья, явления дива,Сиянья небес и полей.Душа станет ясной, как полдень,И легкой, как свежесть в лесу.И ты будешь петь жаворонкомИ с песней отрадной умрешь…

– «И с песней отрадной…» – повторил вслух. – Кто же он, с душой «…ясной, как полдень?»

Я услышал голоса… – Мои девчата (так ласково я называл дочку и жену).

Я вошел в спальню, они рядышком сидели на кровати и разглядывали домашний альбом.

– Вот

я какая была толстушка! – смеялась Лена.

А жена:

– Наш папа – отменный кулинар! Он всегда кормил нас от души! И худобой никто не страдал!

– И нынче не подкачал! – весело отозвался я. И с шутливой ноткой: – Приказываю идти умываться! Завтрак ждет!

– Папа, что сготовил?

– Твое любимое блюдо. Надеюсь, за долгую разлуку оно тебе не разонравилось.

– В родном доме и черствый хлеб самый вкусный!

– Истинно глаголишь!

Душа моя излучала благодатный свет, которого было так много, что им хотелось поделиться со всеми людьми на земле.

У Божьего источника

Побывав на этом празднике, я ощутил резкий контраст между ним и общепринятыми культурно- массовыми мероприятиями, в коих переизбыток пошлости, довлеющее преобладание заразной бесталанности.

Село Краишево. Вилючая дорога на гору. На вершине огромный деревянный крест. Здесь давным-давно поднебесно возвышался изумительной красоты женский монастырь, который после революции был разрушен до основания. Монастырю принадлежал и родник под обрывистым берегом реки Терса. И здесь с истечением времени злые руки уничтожили дубовый венец сруба, дощатый сточный желобок, бытовым хламом завалили, забили живительную струю. Только спустя почти полвека добрые люди приложили усилия – убрали «досадный гнет» и вызволили из плена подземную влагу – ключ вновь заструился, заискрился, и к нему с потаенными молитвами потянулись с близких и дальних окраин. Затем стало благонравной традицией ежегодно в середине июня проводить божественные литургии, молебны с водосвятием у Краишевского родника, по преданию у которого некогда было явление иконы святой мученицы Параскевы Пятницы.

Вот и ныне… Народу пришло и приехало великое множество. В основном женщины, по-старинному покрытые белыми ситцевыми платками, в ситцевых белых блузках, пестрядёвых долгополых юбках. Ни бестолковой суматохи, ни шума, ни ссор… Все проходит своим правильным чередом. У чрева родника очередь с порожней посудой. Те, кто наполнили, примыкают ко второй, тут свершается процесс освящения – батюшка медленной, вдумчивой поступью идет вдоль рядов и святой водой сбрызгивает полные ведра, фляга, стеклянные банки, пластиковые бутылки. По-соседству на лужайке второй батюшка творит действо крещения. Крестятся дети и некоторые взрослые. Лучи солнца, птичьи трели, цветочные россыпи… А в Терсе, в том месте, куда низвергается ключ, – купание… Считается, что искупаешься сегодня здесь и целый год не будешь хворать. Светлая, благодатная, целительная энергия щедро плещется, благоухает, омывая, омолаживая души, порядком порастраченные, издерганные в тягостных буднях. Народ ведет себя умиротворенно, покойно. И природа ему благоговеет.

Спустя час после праздника на нивы, пожни, сады, огороды, на самих людей, истомленных долгой засухой, отвесно пролился лучезарный спасительный ливень, посланный Всевышним.

Женщина в рясе

В автобусе рядом со мной оказалась женщина в темном одеянии, голова покрыта платом тоже темного цвета. Лица ее не видно, так как она смотрит в сторону от меня, сидя у окна.

Есть в нас, людях, некая особинка – в тех или иных житейских обстоятельствах докопаться, дознаться, добраться до сути, тем самым «снять» с души налет невольного любопытства, которое, словно наваждение, обуяло, ввело в замешательство. Сперва я просто подумал: «Наверно, едет с похорон или же на похороны. Вот и одежда траурная». И еще послышались (может, показалось?) всхлипы… Мне захотелось отвлечь ее от худых мыслей, ну хотя бы разговором о том, как необычны, уникальны в своем значении песчаные донские ландшафты, среди которых двигался автобус. Залиндикал мобильник. Женщина, не меняя первоначальную позу, с кем-то немногословно переговорила. Через некоторое время повторилось… Она, как и в первый раз, произнесла те же фразы: «Не волнуйтесь. Я скоро буду дома. Да спасет вас Христос, родимые!» Я решил, что настал самый удобный момент для налаживания обоюдного контакта

с показавшейся мне сколько-то странной попутчицей. Как можно участливее сказал:

– Это хорошо, когда родственники беспокоятся.

Она как бы нехотя отторгнулась от окна. Теперь я мог лицезреть ее профиль: высокий лоб, тонкий удлиненный нос, четко очерченные, рассеченные стрелками морщин губы, круглый, по-девичьи маленький подбородок. Нет, она не ответила голосом. По мягкому движению ее плеч, легкому вздоху я понял, вернее, как бы внутренне услышал утвердительное «да». Я продолжил ненавязчиво:

– Дети, внуки, племянники…

Я остановился, забоявшись своей банальности и даже нелепости слов, какого-то мальчишеского вмешательства в чужую судьбу, в чужую жизнь. Однако женщина подала голос. Медленно. Приглушенно. Постепенно он окреп, набрал полнокровное звучание. Невидимые преграды промеж нас сошли на нет. Оказалось, что она работает в церкви Филоновской станицы, в которой я был крещен в раннем детстве. Я сказал ей об этом.

– Когда-нибудь еще раз посещали храм?

– Посещал. После семилетки я надумал уехать в Сталинград на учебу в техникум по судостроению. Вот тогда и зашел…

– Что вы почувствовали, постояв пред святыми иконами?

– Мне несказанно захотелось к матери. И я вернулся.

– …и поняли…

– И понял, что грядущие мои пути-дороги иные…

Я извлек из сумки свою новую книгу «Смирение».

– Возьмите на память.

В свою очередь женщина доверительно поведала, что едет из Чернышевского района. Там живет ее сын, фермер, он женат на казачке. У них двое кровных детей и еще шестнадцать приемных. Просигналил ее мобильник.

– Это они… – с доброй улыбкой она подмигнула мне.

Напротив станицы Филоновской женщина (я не осмелился спросить, как ее зовут) вышла и направилась по прямому проселку туда, где за Бузулуком, над грядой вербовых купин небесным светом истекали купола. «Благодарение всему мирскому…» – и я осенил себя троекратным знамением.

Зимним днем позвонила

Иной раз случайно встретишься с незнакомым человеком, разговоришься с ним, и душа вдруг наполнится до краев редкостными по нынешним сумасбродным временам благодарными, светлыми чувствами. И, захмелев от прихлынувшей радости, в голове промелькнет мысль, что это одухотворенное состояние никогда не кончится. Ан нет… вот они, минуты расставания. И уже того, кто только что был с тобою рядом, не слышно, не видно. Ушел. Уехал. Неведомо куда. И придется ли еще раз с ним встретиться?

У меня уже был на руках билет на рейсовый автобус из Волгограда. До отправления еще целый час. Я присел на одну из незанятых скамеек. Поразмышлял, чем бы мне себя занять на это время?

Покамест думал-гадал, поблизости присела старушка. В мою сторону она только глянула мельком и еще более посмурнела, взором неподвижно уставилась на свою китайского производства сумку, которую поставила между ступней, за лентовидные ручки придерживая ее обеими руками. «Чья-то бабушка… мать… супруга…» – забыв о первоначальных намерениях чем бы себя занять, начал с увлечением мысленно предсказывать. Едет? Откуда? Куда? К кому? Судя по одежде, судя по душевному настрою, испытала какое-то горе, беду. Расспросить? А удобно ли? Видимо, мое любопытство было настолько сильным, что моя соседка ощутила это душой, повернулась ко мне лицом, несколько проясненным, помягчевшим и даже немножко помолодевшим.

– Вы батюшка?

Я улыбнулся, не впервой в жизни слыша в свой адрес подобный вопрос.

– Я пишу книгу.

– Ну вот, почти отгадала, по глазам видно. По глазам можно узнать все о человеке. К сожалению, я этому научилась слишком поздно…

Я не перебивал, не лез со своими воззрениями, соображениями, а, затаившись, ждал дальнейшего развития неожиданно-нечаянного монолога.

– …Я жила в деревне недалеко от Камышина. Так уж положила судьба – детишек не могла рожать. Муж от этого закручинился. Да и запил в темную голову. Потом его нашли в посадке убитым. В своем подворье управлялась сама и материальной нужды не знала. Как-то почтальон приносит письмо. С Урала от брата. Он пишет, что тяжело болен, просит, чтобы я все свое хозяйство распродала и ехала за ним ухаживать, так как его супруги уже нет на белом свете, а больше позаботиться о нем некому. И пообещал отписать мне квартиру. Откровенно сказать, на то, что он пообещал, я особого внимания не обратила. Душа заболела о нем, надо помочь в тяжелую минуту, выручить, ведь росли вместе, родные по крови, как же тут не откликнуться!