Собрание сочинений

Бродский Иосиф Александрович

V

Наполняйся же хмелем,осушайся до дна.Только емкость поделим,но не крепость вина.Да и я не загублен,даже ежели впредь,кроме сходства зазубрин,общих черт не узреть.

VI

Нет деленья на чуждых.Есть граница стыдав виде разницы в чувствахпри словце «никогда».Так скорбим, но хороним,переходим к делам,чтобы смерть, как синоним,разделить пополам.

VII [49]

...

VIII

Невозможность свиданьяпревращает странув вариант мирозданья,хоть она в ширину,завидущая к славе,не уступит любойзалетейской державе;превзойдет голытьбой.

IX

...

X

Что ж без пользы неволишьуничтожить следы?Эти строки всего лишьподголосок беды.Обрастание сплетнейподтверждает к тому ж:расставанье заметней,чем слияние душ.

49

1 Строфы VII и IX (отсутствуют в СИБ) были вычеркнуты Бродским до 1972 г. (прим. в SP). Текст строф по ЧР: – С. В.

VII

Распадаются домы,обрывается нить.Чем мы были и что мыне смогли сохранить, -промолчишь поневоле,коль с течением днейлишь подробности боли,а не счастья видней.

IX

Только то и тревожит,что грядущий режим,не испытан, не прожит,но умом постижим.И нехватка боязни–

невесомый балласт -вознесенья от казниобособить не даст.

XI

И, чтоб гончим не выдал– ни моим, ни твоим -адрес мой храпоидолили твой – херувим,на прощанье – ни звука;только хор Аонид.Так посмертная мукаи при жизни саднит.1968

Шесть лет спустя

М. Б.

Так долго вместе прожили, что вновьвторое января пришлось на вторник,что удивленно поднятая бровь,как со стекла автомобиля – дворник,с лица сгоняла смутную печаль,незамутненной оставляя даль.Так долго вместе прожили, что снегколь выпадет, то думалось – навеки,что, дабы не зажмуривать ей век,я прикрывал ладонью их, и веки,не веря, что их пробуют спасти,метались там, как бабочки в горсти.Так чужды были всякой новизне,что тесные объятия во снебесчестили любой психоанализ;что губы, припадавшие к плечу,с моими, задувавшими свечу,не видя дел иных, соединялись.Так долго вместе прожили, что розсемейство на обшарпанных обояхсменилось целой рощею берез,и деньги появились у обоих,и тридцать дней над морем, языкат,грозил пожаром Турции закат.Так долго вместе прожили без книг,без мебели, без утвари, на старомдиванчике, что – прежде чем возник -был треугольник перпендикуляром,восставленным знакомыми стоймянад слившимися точками двумя.Так долго вместе прожили мы с ней,что сделали из собственных тенеймы дверь себе – работаешь ли, спишь ли,но створки не распахивались врозь,и мы прошли их, видимо, насквозьи черным ходом в будущее вышли.1968

Элегия

М. Б.

Подруга милая, кабак все тот же.Все та же дрянь красуется на стенах,все те же цены. Лучше ли вино?Не думаю; не лучше и не хуже.Прогресса нет. И хорошо, что нет.Пилот почтовой линии, один,как падший ангел, глушит водку. Скрипкиеще по старой памяти волнуютмое воображение. В окнемаячат белые, как девство, крыши,и колокол гудит. Уже темно.Зачем лгала ты? И зачем мой слухуже не отличает лжи от правды,а требует каких-то новых слов,неведомых тебе – глухих, чужих,но быть произнесенными могущих,как прежде, только голосом твоим.1968, Паланга

Открытка из города К.

Томасу Венцлова

Развалины есть праздник кислородаи времени. Новейший Архимедприбавить мог бы к старому закону,что тело, помещенное в пространство,пространством вытесняется.Водадробит в зерцале пасмурном руиныДворца Курфюрста; и, небось, теперьпророчествам реки он больше внемлет,чем в те самоуверенные дни,когда курфюрст его отгрохал.Кто-тосреди развалин бродит, ворошалиству запрошлогоднюю. То – ветер,как блудный сын, вернулся в отчий доми сразу получил все письма.1968(?)

Элегия

А. Г. Найману

Однажды этот южный городокбыл местом моего свиданья с другом;мы оба были молоды и встречуназначили друг другу на молу,сооруженном в древности; из книгмы знали о его существованьи.Немало волн разбилось с той поры.Мой друг на суше захлебнулся мелкой,но горькой ложью собственной; а япустился в странствия.И вот я сновастою здесь нынче вечером. Никтоменя не встретил. Да и самомумне некому сказать уже: придитуда-то и тогда-то.Вопли чаек.Плеск разбивающихся волн.Маяк, чья башня привлекает взорскорей фотографа, чем морехода.На древнем камне я стою один,печаль моя не оскверняет древность -усугубляет. Видимо, землявоистину кругла, раз ты приходишьтуда, где нету ничего, помимовоспоминаний.1968(?), Ялта

Горбунов и Горчаков

I. Горбунов и Горчаков

«Ну, что тебе приснилось, Горбунов?»«Да, собственно, лисички». «Снова?» «Снова».«Ха-ха, ты насмешил меня, нет слов»."А я не вижу ничего смешного.Врач говорит: основа всех основ -нормальный сон". "Да ничего дурногоя не хотел... хоть сон того, не нов".«А что попишешь, если нет иного?»"Мы, ленинградцы, видим столько снов,а ты никак из этого, грибного,не вырвешься". "Скажи мне, Горчаков,а что вам, ленинградцам, часто снится?""Да как когда... Концерты, лес смычков.Проспекты, переулки. Просто лица.(Сны состоят как будто из клочков.)Нева, мосты. А иногда – страница,и я ее читаю без очков!(Их отбирает перед сном сестрица.)"«Да, этот сон сильней моих зрачков!»«Ну что ты? Часто снится и больница»."Не нужно жизни. Знай себе смотри.Вот это сон! И вправду день не нужен.Такому сну мешает свет зари.И как, должно быть, злишься ты, разбужен...Проклятие, Мицкевич! Не ори!..Держу пари, что я проспал бы ужин"."Порой мне также снятся снегири.Порой ребенок прыгает по лужам.И это – я..." "Ну что ж ты, говори.Чего ты смолк?" "Я, кажется, простужен.Тебе зачем все это?" «Просто так»."Ну вот, я говорю, мне снится детство.Мы с пацанами лезем на чердак.И снится старость. Никуда не детьсяот старости... Какой-то кавардак:старик, мальчишка..." «Грустное соседство»."Ну, Горбунов, какой же ты простак!Ведь эти сновиденья только средствоночь провести поинтересней". «Как?!»«Чтоб ночью дня порастрясти наследство»."Ты говоришь «наследство»? Вот те на!Позволь, я обращусь к тебе с вопросом:а как же старость? Старость не видна.Когда ж это ты был седоволосым?""Зачем хрипит Бабанов у окна?Зачем Мицкевич вертится под носом?На что же нам фантазия дана?И вот воображеньем, как насосом,я втягиваю старость в царство сна"."Но, Горчаков, тогда прости, не ты,не ты себе приснишься". "Истукановтебе подобных просто ждут Кресты,и там не выпускают из стаканов!А кто ж мне снится? Что молчишь? В кусты?"«Гор-кевич. В лучшем случае, Гор-банов».«Ты спятил, Горбунов!» "Твои черты,их – седина; таких самообмановполно и наяву до тошноты".«Ходить тебе в пижаме без карманов».«Да я и так в пижаме без кальсон».«Порой мне снится печка, головешки...»"Да, Горчаков, вот это сон так сон!Проспекты, разговоры. Просто вещи.Рояль, поющий скрипке в унисон.И женщины. И, может, что похлеще".«Вчера мне снился стол на шесть персон»."А сны твои – они бывают вещи?Иль попросту все мчится колесом?"«Да как сказать; те – вещи, те – зловещи».«Фрейд говорит, что каждый – пленник снов»."Мне говорили: каждый – раб привычки.Ты ничего не спутал, Горбунов?"«Да нет, я даже помню вид странички».«А Фрейд не врет?» "Ну, мало ли врунов...Но вот, допустим, хочется клубнички..."«То самое, в штанах?» "И без штанов.А снится, что клюют тебя синички.Сны откровенней всех говорунов".«А как же, Горбунов, твои лисички?»"Мои лисички – те же острова.(Да и растут лисички островками.)Проспекты те же, улочки, слова.Мы говорим, как правило, рывками.Подобно тишине, меж них – трава.Но можно прикоснуться к ним руками!Отсюда их обширные права,и кажутся они мне поплавками,которые несет в себе Неватого, что у меня под башмаками"."Так, значит, ты одни из рыбаков,которые способны бесконечновзирать на положенье поплавков,не правда ли?" «Пока что безупречно»."А в сумерках конструкции крючковприкидывать за ужином беспечно?"«И прятать по карманам червячков!»«Боюсь, что ты застрянешь здесь навечно».«Ты хочешь огорчить меня?» "Конечно.На то я, как известно, Горчаков".

II. Горбунов и Горчаков

«Ты ужинал?» "Да, миска киселяи овощи". "Ну, все повеселее.А что снаружи?" «Звездные поля».«Смотрю, в тебе замашки Галилея»."Вторая половина февраляотмечена уходом Водолея,и Рыбы водворяются, суля,что скоро будет в реках потеплее".«А что земля?» «Что, собственно, земля?»«Ну, что внизу?» «Больничная аллея»."Да, знаешь, ты действительно готов.Ты метишь, как я чувствую, в Ньютоны.На буйном тоже некий Хомутов– кругом галдеж, блевотина и стоны -твердит: я – Гамильтон, и я здоров;а сам храпит, как наши харитоны"."Шло при Петре строительство портов,и наезжали разные тевтоны.Фамилии нам стоили трудов.Возможно, Хомутовы – Гамильтоны".«Натоплено, а чувствую озноб».«Напрасно ты к окошку прислонился».«Из-за твоих сверкающих зазноб».«Ну что же, убедился?» "Усомнился.Я вижу лишь аллею и сугроб".«Вон Водолей с кувшином наклонился».«Нам телескоп иметь здесь хорошо б».«Да, хорошо б». «И ты б угомонился».«Что?! Телескоп?! На кой мне телескоп!»«Ну, Горбунов, чего ты взбеленился?»"С

ногами на постель мою ты влез.Я думаю, что мог бы потрудитьсяснять шлепанцы". "Но холодно мне без,без шлепанцев. Не следует сердиться.Я зябну потому, что интереск сырым лисичкам в памяти гнездится"."Не снился Фрейду этакий прогресс!Прогресса же не следует стыдиться:приснится активисту мокрый лес,а пассивист способен простудиться"."Лисички не безвредны, и, по мне,они враги душевному здоровью.Ты ценишь их?" «С любовью наравне».«А что ты понимаешь под любовью?»«Разлуку с одиночеством». «Вполне?»"Возможность наклониться к изголовьюи к жизни прикоснуться в тишинедыханием, руками или бровью..."«На что ты там уставился в окне?»«Само сопротивленье суесловью».«Не дашь ли ты мне яблока?» «Лови».«Ну, что твои лисички-невелички?»"Я думаю обычно о любвивсегда, когда смотрю я на лисички.Не знаю где – в уме или в крови, -но чувствуешь подобье переклички"."Привычка и нормальное, увы,стремление рассудка к обезличке"."То область рук. А в сфере головы -отсутствие какой-либо привычки"."И, стало быть, во сне, когда темно,ты грезишь о лисичках?" «Постоянно».«Вернее, о любви?» "Ну все равно.По-твоему, наверно, это странно?""Не странно, а, по-моему, грешно.Грешно и, как мне думается, срамно!Чему ты улыбаешься?" «Смешно».«Не дашь ли ты мне яблока?» "Я дам, нопонять тебе лисичек не дано"."Лисички – это, знаешь, полигамно.Вот! Я тебя разделал под орех!Есть горечь в горчаковской укоризне!""Зачем ты говоришь, что это грех?Грех – то, что наказуемо при жизни.А как накажешь, если стрелы всехстраданий жизни собрались, как в призме,в моей груди? Мне мнится без помехгрядущее". "Мы, стало быть, на тризнеприсутствуем?" "И, стало быть, мой смехсегодня говорит об оптимизме".«А Страшный Суд?» "А он – движенье вспять,в воспоминанья. Как в кинокартине.Да что там Апокалипсис! Лишь пять,пять месяцев в какой-нибудь пустыне.А я пол-жизни протрубил и спатьс лисичками мне хочется отныне.Я помню то, куда мне отступатьот Огненного Ангела Твердыни..."«Боль сокрушит гордыню». "Ни на пядь;боль напитала дерево гордыни".«Ты, значит, не боишься темноты?»«В ней есть ориентиры». «Поклянись мне»."И я с ориентирами на ты.Полно ориентиров, только свистни".«Находчивость – источник суеты»."Я не уверен в этом афоризме.Душа не ощущает тесноты".«Ты думаешь? А в мертвом организме?»"Я думаю, душа за время жизниприобретает смертные черты".

III. Горбунов в ночи

"Больница. Ночь. Враждебная среда...Все это не трагедия... К тому жеи приговоры Страшного Судатем легче для души моей, чем хужеей было во плоти моей... Всегда,когда мне скверно, думаю, что ту жеболь вынесу вторично без труда.Так мальчика прослеживают в муже...Лисички занесли меня сюда.А то, что с ними связано, снаружи.Они теперь мне снятся. А женане снится мне. И правильно. Где тонко,там рвется. Эта мысль не лишена...Я сделал ей намернно ребенка.Я думал, что останется она.Хоть это – психология подонка.Но, видимо, добрался я до дна.Не знаю, как душа, а перепонкацела. Я слышу шелест полотна.Поет в зубах Бабанова гребенка...Я голос чей-то слышу в тишине.Но в нем с галлюцинациями слуханет общего: давление на дне -давление безвредное для уха.И голос тот противоречит мне.Уверенно, настойчиво и глухо.Кому принадлежит он? Не жене.Не ангелам. Поскольку царство духабезмолвствует с женою наравне.Жаль, нет со мною старого треуха!Больничная аллея. Ночь. Сугроб.Гудит ольха, со звездами сражаясь.Из-за угла в еврейский телескопглядит медбрат, в жида преображаясь.Сужается постель моя, как гроб.Хрусталик с ней сражается, сужаясь.И кровь шумит, как клюквенный сироп.И щиколотки стынут, обнажаясь.И делится мой разум, как микроб,в молчаньи безгранично размножаясь!Нас было двое. То есть к алтарю...Она ушла. Задетый за живое,теперь я вечно с кем-то говорю.Да, было двое. И осталось двое!Февраль идет на смену январю.Вот так, напоминая о конвое,алтарь, благодаря календарю,препятствует молчанью, каковоея тем уничтожаю, что творюв себе второе поле силовое.Она ушла. Я одержим собой.Собой? А не позвать ли Горчакова?Эй, Горчаков!.. Да нет, уже отбой.Да так ли это, впрочем, бестолково,когда одни уста наперебойпоют двоих в отсутствии алькова?Я сам слежу за собственной губой.Их пополам притягивает слово.Я – круг в сеченьи. Стало быть, любойиз нас двоих – магнитная подкова.Ночь. Губы на два голоса поют.Ты думаешь, не много ли мне чести?Но в этом есть особенный уют:пускай противоречие, но вместе.Они почти семейство создаютв молчаньи. А тем более – в присесте.Возлюбленному верхняя приют.А нижняя относится к невесте.Но то, что на два делится, то тутразделится, бесспорно, и на двести.А все, что увеличилось вдвойне,приемлемо и больше не ничтожно.Проблему одиночества вполнерешить за счет раздвоенности можно.Отчаянье раскачивает мне,как доску, душу надвое, как нож, ноне я с ним остаюсь наедине.А если двоедушие безбожно,то не дрова нуждаются в огне,а греет то, что противоположно.Ты, Боже, если властен сразу двум,двум голосам внимать, притом бегущимиз уст одних, и видеть в них не шум,а вид борьбы минувшего с грядущим,восхить к Себе мой кашляющий ум,микробы расселив его по кущам,и сумму дней и судорожных думТы раздели им жестом всемогущим.А мне оставь, как разность этих сумм,победу над молчаньем и удушьем.А ежели мне впрямь необходимздесь слушатель, то, Господи, не мешкай:пошли мне небожителя. Над нимни болью не возвышусь, ни усмешкой,поскольку он для них неуязвим.По мне, коль оборачиваться решкой,то пусть не Горчаков, а херувимвозносится над грязною ночлежкойи кружит над рыданьями и слежкойпрямым благословением Твоим".

IV Горчаков и врачи

«Ну, Горчаков, давайте ваш доклад».«О Горбунове?» «Да, о Горбунове»."Он выражает беспартийный взглядна вещи, на явления – в основесвоей диалектический; но ряд -но ряд его высказываний вноведля нас". "Они, бесспорно, говорято редкостной насыщенности кровиазотом, разложившим аппаратсамоконтроля". "Сросшиеся брови,ассиметричность подбородка, жирна подбородке. Нос его расцвеченсосудами, раздавшимися вширь..."«Я думаю, разрушенная печень»."Компрессами и путаницей жилассиметричный лоб его увенчан.Лисички – его слабость и кумир.Он так непривлекателен для женщин."Преувеличен внутренний наш мир,а внешний, соответственно, уменьшен", -вот характерный для него язык.В таких вот выражениях примерныхсвой истинный показывает ликсторонник непартийных, эфемерныхвоззрений..." "В этом чувствуется сдвигналево от открытий достоверныхмарксизма". «Недостаточно улик».«А как насчет явлений атмосферных?»«А он отвык от женщины?» "Отвык.В нем нет телодвижений, характерныхдля этого... ну как его... ах ты!.."«Спокойно, Горчаков!» «...для женолюба»."А как он там... ну, в смысле наготы?..Там органы и прочее?" "Сугубо,сугубо от нужды и до нужды.Простите, что высказываюсь грубо".«Ну что вы! Не хотите ли воды?»«Воды?» «А вы хотели коньяку бы?»«Не признаю я этой ерунды».«Зачем же вы облизывали губы?»«Не знаю... Что-то связано с водой».«Что именно?» «Не помню, извините».«Наверное, стакан перед едой?»"Да нет же, вы мне спутали все нити...Постойте, вижу... человек... худой...вокруг – пустыня... Азия... взгляните:ползут пески татарскою ордой,пылает солнце... как его?.. в зените.Он окружен враждебною средой...И вдруг – колодец..." «Дальше! Не тяните!»"А дальше вновь все пусто и мертво.Колодец... это самое... сокрылся".«Эй, Горчаков! Что с вами?» "Я... того.Я, знаете, того... заговорился.Во всем великолепьи своегоидеализма нынче он раскрылся".«Кто? Горбунов?» "Ну да, я про него.Простите мне, товарищи, что сбился".«Нет-нет, вы продолжайте. Ничего»."Я слишком в Горбунова углубился...Он – беспартийный, вот его беда!И если день особенно морозен,он сильно отклоняется туда...ну, влево, к отопленью..." «Грандиозен!»«А он религиозен?» "О, да-да!Он так религио... религиозен!Я даже опасаюсь иногда:того гляди, что бухнется он оземьи станет Бога требовать сюда".«Он так от беспартийности нервозен».«Он влево уклоняется». «Ха-ха!»«Чему вы усмехаетесь, коллега?»"Тому, что это, в общем, чепуха:от Горчакова батареи слева,от Горбунова, стало быть..." "Ага!Как в шахматах? Король и королева?Напротив!" «Справедливо». "От грехазапишем, так сказать, для подогревадва мнения". «Идея неплоха»."Какая ж это песня без припева?Ну вот и заключение... шнурков!подшить!.. Эй, Гочаков, вы не могли быавтограф свой?" «Я нынче без очков».«Мои не подойдут?» "Да подошли бы.Так: «влево уклоняется»... каков!..."и вправо"... справедливо! Справедливыдва мнения. Мы этих барчуков...Одно из двух: мы выкурим их, либо...""Спасибо вам, товарищ Горчаков.На Пасху мы вас выпустим". "Спасибо.Да-да. Благодарю. Благодарить...Не сделать ли поклона поясного?...Где Горбунов?! Глаза ему раскрыть!..О, ужас, я же истины – ни слова...Да, собственно, откуда эта прыть?Плевать на параноика лесного!Уток теряет собственную нить,когда под ним беснуется основа.Как странно Горчакову говоритьбезумными словами Горбунова!"