Сочинения в 2 т. Том 2
Шрифт:
Теперь она звучала широко и мощно, и в рокоте ее басов угадывались отголоски шторма. Но море было раздольное и полное звезд и властно влекло в свои беспокойные дали, щедрое море, Охотское, трудное, но родное.
ПОВЕСТИ
ДОВЕРИЕ
Только две недели назад, в Петропавловске-на-Камчатке, когда матросы «Дельфина» выбирали швартовый канат и судно медленно отходило от причала, штурман Илья Варичев шутя сказал капитану;
— Может быть, не так уж скоро мы вернемся?
Капитан,
— Почему?
Уроженец Приморья, он хорошо знал этот край, ходил до Мурманска Великим Северным путем, зимовал у «Сердца-Камня», проверял глубины с лоцманских судов от Кихчика до Гижиги, до самых Шантар, громил пепеляевцев под Охотском.
— Штормовые погоды… — сказал Варичев усмехнувшись, — иногда самый срочный рейс оказывается бессрочным…
Капитан пожал плечами:
— Ровно через восемь дней мы отдадим якорь здесь, на рейде. — Он отвернулся и, помолчав, глухо добавил: — Впервые встречаю штурмана… гадалку.
Варичев промолчал. Как-то невольно вырвались у него эти слова. Капитан, пожалуй, мог подумать, что он, Варичев, трусит. Впереди, впрочем, было немало времени, чтобы показать и выдержку свою, и опыт, чтобы показать себя.
Мог ли тогда всерьез подумать Варичев, что его шутка оправдается, что она была трагической!
Три дня после аварии «Дельфина» бродил он по тундре, пока добрался до этого одинокого селения на пустынном берегу. Все события последней ночи, проведенной на борту разбитого, потерявшего управление корабля, Варичев помнил так ясно и четко, как будто бы до сих пор голос капитана гремел над его головой.
На правом крыле мостика, весь залитый водой, он стоял до последней минуты, следя за спуском шлюпок. На вантах фок-мачты качалась электрическая люстра. Белый, волокнистый от тумана свет временами достигал мостика, и, оглядываясь, Варичев видел капитана в неизменной позе с тяжело опущенными на перила руками, в черном сверкающем дождевике.
Еще тогда он успел подумать о том, что значило спокойствие этого седого человека, какое мужество крылось в немного наивной, словно детской, его улыбке. Странное чувство испытал он в те минуты, почти зависть, — он хотел бы стать рядом с капитаном, наверху, и сойти с корабля последним, спокойным перед изумленными моряками.
«Дельфин» стремительно накренился, и, скользя по мокрой палубе спардека, хватаясь за шлюп-балку, Варичев увидел прямо перед собою, близко, на расстоянии протянутой руки, седую кипящую пену. Что-то мелькнуло на крутом склоне гребня, — он успел понять — с блоков сорвало шлюпку. Два матроса, только что пытавшиеся ее спустить, куда-то исчезли. Он оглянулся — палуба была пуста. Его обдало дыханием волны, влажным, соленым, как рассол, и сейчас, как будто заново все поняв, он громко вскрикнул, он не мог удержаться от крика, палуба дрожала под его ногами — с минуты на минуту могли взорваться котлы, и тогда все это стройное, словно живое, соединение дерева и металла вместе с людьми взлетит на воздух!
Неужели люди до сих пор еще оставались в кочегарке? Четверть часа назад от страшного удара волны сдвинулись с фундаментов и осели котлы. Старший механик, обычно медлительный и равнодушный человек, теперь раненный в голову сорвавшимся тросом, задыхаясь, вбежал
— Авария, капитан… Котлы!..
Кровь лилась по его щеке, он торопливо отирал ее ладонью и переносил руку на перила, оставляя на белой краске темные густые следы.
Капитан молчал. Он смотрел на механика и, казалось, думал о другом. Наконец, он спросил:
— Гасите топки?
— Да, выпускаем пар… Но…
Механик запнулся и проговорил с усилием, словно преодолевая боль:
— Вы сами знаете… Взрыв… может быть…
— Штурман Варичев, — сказал капитан строго, — приготовить шлюпки!.. Трех матросов пошлите на корму в рубку штур-троса, к штурвалам… Курс — вест… Радисту передайте, сами знаете что…
Прошло уже четверть часа, и матросы ушли от кормового штурвала; там, за кормой, в кипящей воде оказалось сломанным перо руля. Но в машинном отделении и в кочегарке еще оставались люди! Варичев с ужасом подумал об этом. Может быть, впервые в жизни, именно сейчас, когда серая пена взметнулась перед его глазами, он испытал чувство жути. Он вскрикнул, и капитан услышал этот крик. До Варичева донесся его голос:
— К штурману!
Почти тотчас чьи-то сильные руки схватили Варичева за плечи, сзади, и отшвырнули на середину спардека. Поднимаясь, Варичев увидел рядом с собою, около трубы, матроса Горюна. Ветер трепал его рыжие волосы, крупные капли воды текли по лицу.
— Спасибо, — сказал Варичев и, шатаясь, протянул ему руку, но, словно не замечая руки, Горюн закричал, показывая крупные белые зубы:
— Вторую шлюпку сорвало… Почему не берут матросы спасательных поясов?..
Только теперь спокойствие вернулось к штурману.
— Раздать пояса… — сказал он Горюну и бросился на левый борт, где боцман уже отдавал найтовы третьей шлюпки. — Нужно спасти судовые бумаги, — сказал он, обернувшись. — Времени у нас не так много…
Варичев шагнул к трапу — волна со звоном рухнула сзади, швырнула его на машинный люк. Он удержался на ногах. Оступаясь на скошенном трапе, он поднялся в штурманскую рубку и захлопнул дверь. Здесь было сравнительно тихо — гул моря казался далеким, словно уходящим. Варичев осмотрелся по сторонам. Чистый светлый порядок рубки был неизменен. В углу, на полке, тесным рядом стояли лоции морей. Карта Охотского моря, с курсовой чертой, проведенной от Камчатки к западному берегу, лежала на столе. Круглые стенные часы по-прежнему шли. Неторопливо двигалась минутная стрелка. Сначала Варичев не обратил на них внимания. Он открыл дверцу шкафа, взял судовой журнал — тяжелую книгу в черном кожаном переплете. Уже уходя, открывая дверь, он обернулся и взглянул на часы. Что-то живое было в этом бледном лике циферблата; излом стрелок, напряженный и словно мучительный, был похож на кривую усмешку; отверстия заводных винтов смотрели, как глаза.
Варичев распахнул дверь. Ветер плеснул ему в лицо. С палубы он оглянулся еще раз — тусклый лик провожал его насмешливым взглядом маленьких черных глаз.
Варичев поднялся на мостик, стараясь сохранить спокойствие. Крик, его собственный крик, еще звучал в ушах. Он вспомнил день отплытия и свою неуместную шутку. Да, он останется до последней минуты на корабле…
Капитан стоял посредине мостика. Левое крыло было разнесено в щепы. Там, где привычно белели перила, теперь висела раздробленная обшивка, ниже — бунтовала вода.