Сочинения в двух томах
Шрифт:
Кровь подымали во мне и мутили глаза, —
Кажется, — так бы тебя растерзала сейчас!
Только в железной узде я держала свой дух,
Руки сжимая — ногтями их резала я!
Нынче ж спокойно, без злобы, отвечу тебе!..
Нынче, когда принесен был убитый Сигурд,
В полную грудь мне хотелось вздохнуть в первый раз!..
Пела во всю свою волю победную песнь, —
Пела, как в детстве певала по ранним зарям,
Розовым блеском их тешась на горных высях!..
«Крошкой Валкирией» звали тогда уж меня,
После уж «Грозной Валкирией» прозвали... Да!
Бросила прялку я, броню одела и шлем,
Грозной Валкирией — вправду — являлась в боях:
Меч мой, к кому я хотела, победу склонял!
Ах, эти годы мои — золотые года!
Я, что орлица, жила в недоступной выси!
Мелкую тварь, что ютится в норах, по земле,
В жалкой вражде, — и не знала, не видела я!..
Ах! для чего им хотелось, чтоб замуж я шла!..
Был у нас замок, — спасенье, я думала, там!
Замок — и в лето на снегом покрытой горе.
Только подъемный над пропастью подняли мост —
В замок и доступу нет... Царство вечной зимы!
Только один и цветет там минутный цветок —
Подле оттаявшей глыбы — фиалок семья.
Вкруг — клокотанье ручьев, водопадов грома,
Радуги всюду над ними в алмазной пыли,
Синее небо и — мир беспредельный кругом!
Я и сказала своим, что туда удалюсь.
Только тот смелый, кто в замке добудет меня, —
Только один он и будет мне муж. И ушла.
Сколько там дней — и не помню, не знаю — прошло...
Раз открываю глаза — светозарный ли бог.
Горний ли дух-повелитель льдяных этих стран,
В чистом эфире рожденный, в нетленной заре,
Смертный ли чудной неведомой мне красоты, —
Шлем золотой, изумленный и радостный» сам,
Меч обнаженный опущен, — стоит предо мной...
Он — этот витязь — он здесь!.. Вот он — мертвый — Сигурд!
Вот эти волосы в кудрях вились по плечам...
Бледные щеки румянцем пылали тогда...
Сжаты уста, но с приподнятой верхней губой, —
Как отвечали они изумленью в очах,
Ясному взору, что вместе и грел, и ласкал!
Миг — и зажглися сердца наши тем же огнем;
Вот на руках его обручи — видите — вот
Эти три — белого золота — это мои!
Красного — вот на руках моих — это его!
Тут же, пред ликом небес, обручилися мы,
В вечной любви поклялись и на жизнь, и на смерть!»
Слушали все, удивленно к ней очи подняв,
Только Гудруна смущенный потупила взгляд,
Сердце смиряя с трудом, та опять начала.
«Знали, Гудруна, вы с матерью — чей был Сигурд!
Знали, что едет он сватов за мной посылать!
Зельем ли вы опоили его на пиру,
Чарами ль память отшибли, — но в этот же день
Дочь обручила, Гудруну, с ним нежная мать!
Что? вы подумали, что же со мной будет, что?
Жизнь мою, сердце мое — пожалели тогда?
Смерили бездну, куда вы втоптали его,
Бездну, где в вечной ночи нет ни солнца, ни звезд,
Разве из ада лишь жгучее пламя пахнет,
Слышны лишь стоны, проклятья да скрежет зубов
Муки осмеянной — чистой как небо любви!
С ним — когда ластилась с подлой ты страстью к нему,
В неге постыдной гася в нем божественный дух,
Лаской кошачьей геройство в нем тщась усыпить,
Думала ль ты, что тут подле же, о бок с тобой —
Та, чьи обманом украли вы честь и права,
Та, для которой любовь — это подвиг и долг?!
Думала, да!.. но судила о ней по себе:
«О, покорится!.. Не тот, так другого нашла!
Родом не ниже, красавец, Морской же Король» —
Душу, несчастная, в разум-то взять ли тебе,
Душу — небесный тот свет, что нам светит в богах,
То, что в Валгалле нас вводит в их радостный круг!