Сочинения в двух томах
Шрифт:
О Фарра! Что плачешь? Чего ищешь в папстве — духа или плоти? Дух сего Христа божия вдруг, как молнию, принять можешь. Но престолы, палаты, колесницы, серебро и золото… — все сие есть плоть, гора, труд и горесть. Не прикасайся к сему. Восходящее, высокое в нем и божественное — оное да будет твое. Спе-то есть истинное единство, и тождество, и легкость, и нужность быть причастником не плоти, но духа. Прочее же все есть тень, вода и беда… Хочешь ли быть Христом? К чему ж тебе свыше соткан его кафтан? К чему плоть его? Имеешь собственную. Возьми ты от странника сего то, что сам тебе подносит. Вот оно: «Дуну — примите дух святой». Сим образом будешь едино и то же с ним, как и они с отцом твоим. Неужели ты кафтап п плоть делаешь Христом? И, хватая на потоке тепь, умножаешь число не сынов божиих, но оных псов: «Отнять хлеб у детей и повергнуть псам». Ах! Блюдпсь от сих псов, от злых делателей. Не делай благим зла, а плоти богом. Уклонися от зла и сотворен благо, и будешь в числе детей оных: «Сколько же приняли его, дал им область детьми божними быть!» Хочешь ли быть царем? На что же тебе елей, венец, скипетр, гвардия? Сия есть тень и маска. Достань же себе сЪыше сердце царское. Сим образом будешь едино с царем твоим. Дух правды, он-то есть сердце царя. Правда утверждает престолы сильных и обладает народами. И что сильнее ее? Кто как правда? Сей есть истинный царь и господь — твердь и крепость, елей и милость. Сей дух да царствует в тебе! II милостию вышнего не колеблешься. На вот тебе царя без маски: «Царь уповает на господа». «Помазал нас бог духом». «Дух господен на мне». Хочешь ли быть Павлом Фпвейскпм? Антонием Египетским или Саввою Освященным? Лицемеры! К чему же тебе финиковая епанча Павлова? К чему Антонпева борода, а Саввин монастырь, капюшон Пахомпев? [243] … Сей есть один только монашеский маскарад. Какая ж польза сею маскою скрывать тебе мирское твое сердце? Да явишься человеком? Уклонись от зла. Оставь тень. Стяжи
243
Павел Фивейский (ум. в 341 г.) считается одним из первых христианских монахов. Прожил 21 год в Фивиаде возле ручья под пальмой. Антоний Египетский — пустынник, живший в Египте (род. ок. 251 г. — ум. в 356 г.). Жития описывают его фантастические видения и дьявольские искушения. Считается отцом монашества. Савва Освященный — один из христианских святых (ум. в 532 г.), живший в пустыне вблизи Иордана, основатель монастыря, автор строгого богослужебного устава. Нахомий — христианский святой (ум. в 348 г.). основавший в Тавенне монастырь, отличавшийся суровым аскетическим уставом. — 260.
244
Габит — (от лат. habitus) — монашеское одеяние. — 260.
Фарра. А Елисей? Не просит ли епанчи от Илии? [245]
Михаил. Епанча оная не с мертвых, но живущих в пределах вечности. В ней все новое вместо ветоши. Читал ли ты у Исаип — одежду веселья? Вот она: «Под сенью руки моей покрою тебя». Не Елисей ли просит: «Да будет дух, который в тебе, сугубый во мне». Как же дал бы он просящему вместо хлеба камень? Сей есть дух веры, дух сугубый, дух, открывающий двоих, разделяющий Иорданские струп [246] , дух, богоявляющий сверх сирен- ских вод плавающее и возникшее железо. Оно-то есть исподпотопный холм, обитель верной голубицы, гавань, лоно и кпфа Авраамова, спасение от потопа. «Да возрадуется душа моя во господе. Облечет бо меня в ризу спасения». Вот от потопа епанча! Самый ковчег есть-то неру- котворенная скиния, златоткаными ветрилами от дождевых туч покрывающая лучше, нежели плащ. На сию-то скинию тонко издалека взирает Ильина шинель, или бурка, отворившая Иорданскую сушу и спасшая Елисея от омочения [247] . Железо же тайно блистает на тверди, на твердую, матерую землю и сушу, а суша тихо возводит нас на аввакумовский оный Сион, сиречь обсерваториум [248] (терем). «На страже моей стану и взойду на камень». Вот тебе одежда и надежда! Носи здоров! Она есть дух сугубый, видящий двоих. А Ильину бурку где тебе взять? «Халепа та кака».
245
Сковорода имеет в виду библейскую легенду о пророках Илии и Елисее, согласно которой бог на огненной колеснице вознес Илию на небеса. Перед тем как это случилось, Илия спросил у Елисея. чего он хочет, и тот просил у него могущества его как пророка. Когда же возносился Илия, упала с него накидка, которую и подобрал Елисей, обретя вместе с ней покровительство бога. — 261.
246
См. прим. 22. По Библии, ударив по воде накидкой, Илия заставил воду реки Иордан расступиться, и они с Елисеем перешли на другую сторону. — 261.
247
См. прим. 22, 23. Возвращаясь, Елисей, ио преданию, ударил накидкой Илии по воде, и воды реки расступились. — 261.
248
Здесь Сковорода аллегорически истолковывает библейский рассказ пророка Аввакума, который, стоя на страже на башне, имел видение (Ветхий завет. Книга пророка Аввакума, гл. 2). К этому рассказу Сковорода возвращался много раз. Сион — священная гора, на которой, согласно Библии, был построен храм Давида. Observatorium — обсерватория, пункт наблюдения за небесными светилами. С образом вознесенных высоко над землей башен Сковорода связывает представление о бдительности духа, о стремлении к самопознанию и самоусовершенствованию. В круг этих образов им включались Александрийский маяк на о. Фарос и высокая башня, где на страже стоит библейский пророк Аввакум. — 261.
Фарра. Весьма благодарю тебя за сию ризу. А без нее чем бы я был в бурке? Вот чем: лицемер, лже–Илия, пророчий идол. Что же? Ковчег преисполнен есть всякой животины. Хотелось бы мне быть хорошенькою в нем какою-то птицею. Как думаешь?
Михаил. Ковчег есть он церковь израильская. Люби ее и молись, если хорошо просишь, примет. Проси во имя Христово: все вдруг получишь. Не забывай никогда сего: «Халепа та кака».
Израиль. Слушай, Фарра! Не желаешь ли быть кабаном?
Фарра. Пропадай он! Я и верблюдом быть не хочу. Оленем быть я бы хотел, а лучше птицею.
Чиста птица голубица таков дух имеет, Будет место, где не чисто, тамо не почиет. Разве травы и дубравы и сень есть от зноя, Там приятно и прохладно место ей покоя [249] .
Так и дух святой не почивает разве в чистом сердце, при воде тихой и прозрачной, живой и тайной? «Вода глубока — совет в сердце мужа…» О мир наш! Муж и лоно! Христос Иисус! Явись людям твоим, в водах спрен- ских обуреваемым. Но растолкуй мне, о Израиль, какое то есть сердце и дух, преображающий естество наше в вепрев?
249
Это четверостишие принадлежит Георгию Конисскому. Оно позаимствовано из его курса поэтики (см. II. II. Петров. О словесных науках в Киевской духовной академии. Пиитика Георгия Ко- нисского. — «Труды Киевской духовной академии», 1867, т. I, стр. 98). — 262.
Израиль. Пес хватает тень, а сердце, о дольнем мудрствующее, есть вепрь. Не мыслит о горнем, разве только о муке и чреве, сердце хамское любомудрствует. Если имеешь израильское око — оглянись на пределы гергесенские [250] . Вот тебе великое стадо свиное! Провидишь ли, что, минуя берег, все утопились в водах? Что есть берег, если не господь мой? Сами просят, да перейдет прочий от пределов их. Болото и воду сиренскую возлюбили паче славы божией. Грязь любить — есть то быть вепрем. Гоняться за ней — есть то быть псом. Вкушать ее — есть то быть змием. Хвалить ее — есть то воспевать лестные сиренские песенки. Любомудрствовать о ней — есть то мучиться легионом бесов. Не земля ли рождает и зверей, и скотов, и гадов, и мух? Так-то и сердце земное преображает нас в разных нечистых зверей, скотов и птиц. Детьми же божиими творит чистое сердце, выше всей тлени возлетевшее. Сердце златожадное, любящее мудрствовать об одних кошельках, мешках и чемоданах, есть сущий верблюд, любящий пить мутную воду и за вьюками не могущий пролезть сквозь тесную дверь в пределы вечности. Сердце есть корень п существо. Всяк есть то, чье есть сердце в нем. Волчье сердце есть родной волк, хотя лицо и не волчье. Еслп перешла в нее сила, тогда сталь точным магнитом стала. Но рута рутой перестала быть, как только с нее спирт и силу вывести. Сие есть сердце и существо травы. Афедрон [251] со всяким своим лицом есть афедрон. Но храм божий всегда есть вместилищем святыни, хотя вид имеет блудных домов. Женская плоть пе мешает быть мужем мужскому сердцу. Сердце, востекающее с Давидом на горнее, оставляющее верблюдам и сиренам с детьми их мутные и морские воды, жаждущее давидовской, утолившей самарянке жажду, оной воды: «Кто меня напоит водою…» «Господи, дай м–не сию воду…» Таково сердце не олень ли есть? Даром что рогов не имеет. Рога и кожа оленья есть плоть и тень. Надень кожу его с рогами без сердца его, и будешь чучелом его. Смешная пустошь — не только «халепа та кака». Сердце, трудолюбствующее с мужем Руфиным Воозом на гумне библейном, очищающее от половы вечное зерно святого духа на хлеб, сердце израильское укрепляющий, скажи, не вол ли есть молотящий? В любезной моей Унгарии [252] волами молотят. II что ж запрещает Луке быть волом? Не думай, будто плотских волов вздорная сия истина касается: «Волу молотящему да не заградил уст». Сердце, воцарившееся над зверскими бешенствами и над волею своею, растерзающее всякую власть и славу, восстающую на бога, дерзающее в нпщите, в гонениях, болезнях, во смерти, — не сей ли есть сын львов Иуда из тех: «Злятся, как львы». «Бегает нечестивый, никем не гонимый, праведник же дерзает, как лев». Что же мешает Марку быть львом? К таким-то богосердечным львятам, как лев, так возревет господь: «Восстань и измолоти их, дочь Сиона, ибо рога твои положу (осную) железные, и ноги твои положу медяные, и истончишь людей…» Вот рев львиного щенка, от тридневного сна воскрешающий, как написано: «Возлег, почпл, кто воздвигнет его? Сердце, вверху сверкающее, как молния, постигающее и низвергающее всякие пернатые
250
Пределы гергесинские, гергесинская земля — земля, на которой Иисус совершил одно пз своих чудес (Евангелие от Матфея, гл. 8). См. прим. 25 к «Асхани». — 262.
251
Афедрон — зад, уборная (греч.). — 262.
252
В Венгрии Сковорода находился около пяти лет — с 1745 по 1750 г. К сожалению, в его произведениях почти не отразились эпизоды, связанные с пребыванием в Венгрии. — 263.
А не горлица ли есть сердце, любящее господа, по нему единому ревнующее, святой надежды гнездо в нем обретшее? Послушай гласа ее: «Ревнуя, поревновал по господе боге». «Жив господь мой, жива и душа моя». А тот глас не ее ли есть? Истаяла меня ревность моя…» «Видел не разумевающие и истаял». На, вот тебе лик или хор горлиц! «Се все оставил я, и вслед тебе иду». Знай, что Библия есть вдова, горлица, ревнующая и вздыхающая в пустыне о едином оном муже: «Бог любви есть…» У сей-то вдовицы не оскудевает сосуд елея, сиречь милости, любви и сладости, если посетит ее кто, духа пророческого дары имущий. Кто благ пли кто мил, кроме бога? Сей един есть не оскудевающий… «Все проходит, любовь же нет». Взгляни мне, пожалуйста, на Магдалену. Библии сердце есть сердцем горлицы сей. При елейной лампаде не спит, тужит и вздыхает. О чем? Что бессмертного жениха умертвили, что в бпблейной его лампаде ничего милого и светлого не нашли ночные вороны спи, кроме трупа гнилого сего: «Воззрят на него, он же пропал, что, кроме риз его, не нашли в ризах его ни смирны, ни стак- ты, ни масла, сиречь одевающегося оными ризами». Плачет пустынолюбная горлица сия о буйных девах [253] с Иеремиею, воспевая жалостную песенку оную: «Очи мои излияют воду, чтобы оскудели добрые девы». Блаженны мы, о Фарра, ибо голос горлицы слышан в маленькой земельке нашей. Ах, сколько тогда горлиц было, когда говорил Павел: «Обручил вас с единым мужем, чистую деву» и прочее. О обуялые п бедные горлицы со сосудом своим оные! «Идите к продающим…» и проч. Без милости милого, а без твоего же преподобия нигде не обретешь оного преподобного мужа: «Удиви, господь, преподобного своего». Напоследок, не голубь ли тебе есть сердце, видящее двоих? Сердце, узревшее сверх непостоянности потопных вод псаиевскую твердь, берег и гавань оную: «Царя со славою узрите, и очи ваши узрят землю издалека». Сие чистое сердце, верх всей дряни возлетев- шее, есть голубь чистый, есть дух святой, дух ведения, дух благочестия, дух премудрости, дух совета, дух нетленной славы, дух п камень веры. Вот почему Христос нерукосченою и адамантовою гаванью нарицает святого Петра! По сердцу его…
253
По–видимому, речь идет о распутстве женщин, по поводу которого сетует Иеремия (Ветхий завет. Книга пророка Иеремии, гл. 3; Послание Иеремии). — 264.
Фарра. О сердце!.. Что ж ты стал? Ступай далее!
Израиль. Израиль далее сей гавани не ходит. Се ему дом, гнездо и кущи, водруженные не на песке, но на кифе. Конец потопу: радуга и мир есть кпфа, на ней он воссел.
Inveni portum kepham. Саго, raunde, valete! Sat me jactastis. Nunc milri sancta quies [254] . «Прощай, стихийный потоп! — вещает Ноева голубица. — Я почию на холмах святых, обретя оливные кущи».
Фарра. О сердце голубиное! И сердечный голубь! Сей есть истинный Иона, адом изблеван в третий день на берег гор Кавказских. Сей голубь есть истинный Americas Columbus [255] , обретший новую землю. Не хочется и мне отсюда идти. О Наеман, Наеман! Дай, ну, станем и мы с Израилем в сей гавани. Оснуем себе кущи на сей кифе. А–а, любезный мой Аввакум! Се ныне разумею песенку твою: «На страже моей стану и взойду на камень». Сюда-то взирало твое пророчее око? Сию-то кифу издали наблюдала бодрая стража твоя? Сюда-то песня твоя и нас манила? Блаженно око твое, прозорливее труб звездозор- ных! Блаженны поющие нам уста твои! Блажен и Сион твой, или зоротерем, пирамида и столп твой, из которого высоты простирались лучи очей голубиных. Не отемнеют очи твои, не истлеют уста твои и не падет столп твой и во веки веков… Прощайте навеки, дурномудрые девы, сладкогласные сирены с вашими тленными очами, с вашею стареющеюся молодостью, с младенческим вашим долголетием и с вашею рыдания исполненною гаванью. Пойте ваши песни людям вашего рода. Не прикасается Израиль к гергесеям. Свои ему поют пророки. Сам господь ему, как лев, возревет и, как вихрь духа, воссвищет в крыльях своих, и ужаснутся дети вод… Радуйся, кефа моя, Петр мой, гавань моя! Гавань веры, любви и надежды! Знаю тебя как не плоть и кровь, но свыше рожден ты. Ты мне отворяешь врата в блаженное царство светлой страны. Пятнадесятое лето плаваю по морю сему [256] и се достиг к пристанищу тихому, в землю святую, которую мне открыл господь бог мой! Радуйся, градо- мать! Целую тебя, престол любезной страны, не имущей на путях своих бедности и сокрушения, печали и вздыхания. Се тебе приношу благой дар от твоих же садов — корзину гроздья [257] , и смокв, и орехов с хлебом пасхи в свидетельство, как путем праотцов моих вошел в обетованную землю.
254
Сковорода приписывает это двустишие Лесажу. До него оно встречалось в «Поэтике» Митрофана Довгалевского, читавшейся в Киево–Могилянской академии в 1736/37 г. — 264.
255
Американский Колумб (лат.) — первооткрыватель Америки. Исходя из фонетической связи имени Колумба со словом «голубь». Сковорода проводит аналогию между этим открытием и открытием суши после всемирного потопа; по библейскому преданию, голубь, выпущенный из ковчега, возвратился с масличной ветвью в клюве. — 265.
256
Гергесеи — жители земли гергесинской. См. прим. 27. — 265.
257
Гроздий — виноград. — 265.
Григорий. «Прийдите, взойдем на гору божию». О беседка! О сад! О время летнее! О другп мои! Восхищаюсь веселием, видя вас, моих собеседников. «Прийдите, взойдем на гору господню».
Афанасий. Вчера нападала на меня ужаснейшая скука и, как пшеничную ниву вихрь, колебала. Едва довлел отбиться.
258
В этом произведении Сковорода продолжает тему, начатую диалогом «Беседа, нареченная двое…», т. е. учение о двух натурах, двух сторонах всего сущего. Он призывает не останавливаться на внешней зримой стороне вещей, а проникать в сущность предметов и явлений. Познать истину человек может, только познавая себя, свой собственный путь, а не окружающие его «окрестности». Сравнительно много места здесь отводится обоснованию аллегорического способа поучения истине. — 266.
259
Ргішо et novissimo aniico meo Andrea Joanidi Kovalevskomu… Domino vice tribuno proprii fetus editionem dono affero senex Gregorius de Sabbe Skovoroda.
260
Первому и необычайнейшему другу моему Андрею Ивановичу Ковалевскому, вице–губернатору, творение собственной души посвящаю и дарю. Старец Григорий Сковорода, сын Саввы (лат.). — 266.
Григорий. Блажу тебе, друг мой, радуйся, воин Христов! Сия есть победа наша, побеждающая не плоть и кровь людскую, но бешеные мысли и мучительные духи. Они-то суть семя, полова и начало всякой человеческой злобы, а власть тьмы житейской, опаляющей душу мертвых человеков.
Афанасий. Я вчера не был мертвым, а тем-то самым и чувствовал, что сердце мое горестнейшнм некиим огнем опалялось.
Григорий. Как? Ты вчера не был мертв?.. Не достойно ж я тебя назвал блаженным.
Афанасий. А мне твое слово непонятно.
Григорий. Был ли кто болен? Тот не болен. А кто был мертв, тот уже жив. Как прошла ночь смертп, так настал день жизни.
Афанасий. Вот тебе крючки по закоулкам. А закоулки по крючкам. Кто завертел закоулок, тот перешел крючок. Не погневайся, я не пророк п меня твой свиток внутри не услаждает.
Григорий. О любезный человек, сколь сладка сердцу моему простота твоя!
Афанасий. Но не сладки гортани моей слова твои. Помилуй, беседуй проще.
Григорий. Есть, что мнится правым, но сущностью криво. II есть, что мнится развращенным, но естеством правое. Если закоулок ведет к правоте, по концу своему прав есть. Но косоглазый тот прямик и крючковата есть простота, открывающая перспективу и архитектурный мост прямо в град лжи. Конец делу судья. Что-то показалось тебе крючком, что ли?..